Пролог

Барон Вэль-Вира велиа Гинсавер сидел в резном деревянном кресле и апатично перебирал можжевеловые четки.

Ноги его были накрыты медвежьей шкурой, взгляд бесцельно блуждал по пустому залу для аудиенций. Справа от барона на треножнике лежали свежие угли. То и дело Вэль-Вира подносил руки к треножнику и подолгу грел их.

С тех пор как погибла Радна, он все время чувствовал холод и никак не мог согреться. Как будто Радна забрала с собой часть его жизненного тепла. Иногда Вэль-Вире казалось, что дни его сочтены и вслед за Радной уйдет и он сам.

Дверь зала распахнулась. На пороге возник дворецкий. Судя по выражению его лица, он был готов к незаслуженной взбучке со стороны господина.

– Милостивый гиазир, извольте принять… – начал дворецкий, но Вэль-Вира грубо оборвал его:

– Я что, плохо объяснил тебе? Меня не беспокоить!

– Вы очень ясно объяснили, милостивый гиазир. Очень ясно. Но только там бароны Маш-Магарт пожаловали. Барон Шоша и баронесса Зверда.

– Да хоть владетели воздуха и тверди! – взревел Вэль-Вира.

– А как мне узнать, то ли это перо, что мне нужно? Не все ведь такие честные, как ты?

– Настоящее перо птицы Юп ни с чем не спутаешь. Оно цельное.

– Что значит «цельное»?

Неведомо откуда в руках у аптекаря оказалось обычное куриное перо. Держа перо двумя пальцами левой руки, аптекарь демонстративно провел двумя пальцами правой по перу сверху вниз, от кончика к основанию. Остья разъехались. Перо приобрело неряшливый вид.

– Смекнул? – спросил аптекарь. – А вот перо птицы Юп не состоит из частей. Оно цельное. Поэтому оно всегда гладкое и формой похоже на лист ивы.

Эгин кивнул. И поблагодарив карлика, бросился к выходу из лавки. Уже на пороге он внезапно остановился и, обернувшись к конторке, решился задать вопрос, который подспудно подтачивал его любопытство почти что с самого начала разговора:

– Скажи-ка, а сколько лет твоему правнуку? Тому, который красит перья?

Карлик широко улыбнулся.

– Вдвое больше, чем тебе, варанец.

– Люди столько не живут, – усмехнулся Эгин на прощание.

Следующая печать едва их всех не погубила.

После хлада и пекла Итской Деве пришел черед отпустить воды.

Первая же волна, пришедшая из центра Сигелло, без труда перекатилась через крутобедрую ладью, сбила всех с ног и ушла к набережной.

Вторая, выше предыдущей, сорвала капитель с вершины колонны. Многопудовая каменная дура чудом обминула спасателей-на-водах, разобрала по досочкам полборта и ухнула в воду.

Но убийственной третьей волны они, затаившиеся в ожидании худшего, так и не дождались. Вместо нее пошел дождь, невероятной штормовой мощи ливень.

Однако, в отличие от преодоления первых печатей, это делание не ввергло их в тишину и бесчувствие.

Просто закипел под дождем итский плес, в ладье начала стремительно прибывать вода, на улицах города забурлили потоки и водопады.

Эгин обнаружил себя стоящим по колено в воде.

Что – опять куда-то плыть? Он понимал, что не одолеет сейчас и пяти саженей. Героическая повесть об удивительных деяниях стремительно превращалась в унылый плач по двадцати утопленни.....