Начало
Желязны Роджер Лица его, пламенники пасти его Я — наживляльщик, а если разобраться, так и попросту — наживка. Прирожденных наживляльщиков не бывает — кроме как в одном французском романе, где все герои такие. (Если память мне не изменяет, этот роман называется "Все мы — наживка". Тьфу.) Как дошел я до жизни такой — история малоинтересная, но Дни Зверя вполне заслуживают нескольких слов; почитайте, если не лень. *** Венерианская Низменность расположена между большим и указательным пальцами континента, именуемого Ладонь. Когда эта рука швыряет навстречу снижающемуся кораблю черно-серебристый кегельный шар Облачной котловины, любой пассажир огнехвостой кегли невольно дергается и зажмуривается. Слава еще богу, что привязные ремни не позволяют этому пассажиру — мне, тебе, ему — выставить себя совсем уж полным идиотом. Усмехайся потом сколько угодно, но сперва ты дернешься. Всенепременно. И тут же перед тобой раскрывается Ладонь — нормальная человеческая ладонь, пять пальцев, все как полагается. Потом, по мере приближения, иллюзия слабеет, унизанные кольцами средний и безымянный превращаются в удлиненные архипелаги, а остальные — в три зеленовато-се..... Середина
Мы нацепили снаряжение и подогнали ремни. Сейчас на Джин был цельный зеленый купальник, да такой, что мне пришлось прикрыть глаза и посмотреть в сторону. А потом обратно. Я прикрепил веревочную лестницу и скинул ее за борт, а потом постучал по стене Ладьи. — Что такое? — Вы связались с левой кормовой Ладьей? — Все устроено, — пришел ответ. — По всей корме вывешены лестницы и тросы. — Вы уверены в благоразумности такого поступка? — спросил у Джин ее агент по связям с общественностью — плюгавый, докрасна обгоревший на солнце хмырь по прозванию мистер Андерсон. Он сидел в шезлонге рядом с Ладьей и сосал через соломинку лимонад. — Это может быть опасным, — запавшим ртом прошамкал хмырь (его зубы лежали рядом, в другом стакане). — Верно, — улыбнулась Джин. — Это действительно будет опасно. Хотя и не очень. — Тогда почему вы запретили съемку? Пленки через час оказались бы в Линии Жизни, а к вечеру — в Нью-Йорке. Хороший сюжет. — Нет, — сказала она и отвернулась от нас. И подняла руки к глазам. — Вот, пусть пока у вас полежат. Конец
Я сумел извлечь привязанный к лодыжке нож. — Только попробуй, останешься без пальца. — Тебе нужно отдохнуть. — Тогда принеси еще пару одеял. Я остаюсь. Я снова лег и закрыл глаза. *** Кто-то тряс меня. Холод и полумрак. Палуба залита желтым светом прожекторов. Я лежал на сооруженной рядом с центральным куполом койке и дрожал, несмотря на шерстяные одеяла. — Прошло уже одиннадцать часов. Сейчас ты ничего не увидишь. Во рту привкус крови. — Выпей это. Вода. Я хотел сказать пару ласковых слов на этот счет, но не мог пошевелить языком. — Только не надо спрашивать, как я себя чувствую, — прохрипел я. — Сейчас полагается задать этот вопрос, но не надо. Ладно? — Ладно. Хочешь пойти вниз? — Нет, просто дай мне мою куртку. — Держи. — Что он делает? — Ничего. Он на большой глубине. Накачан наркотиками, но всплывать пока не хочет. — Когда он в последний раз показывался? — Часа два назад. — Джин? — Сидит в Вагоне, никого к себе не пускает. Слушай, тебя зовет Майк. Он прямо за тобой, в рубке.
|