Начало
Венедикт Ерофеев Моя маленькая лениниана * * * Для начала – два вполне пристойных дамских эпиграфа: Надежда Крупская – Марии Ильиничне Ульяновой: «Все же мне жалко, что я не мужчина, я бы в десять раз больше шлялась» (1899). Инесса Арманд (1907): «Меня хотели послать еще на 100 верст к северу, в деревню Койду. Но во-первых, там совсем нет политиков, а во-вторых, там, говорят, вся деревня заражена сифилисом, а мне это не очень улыбается». Впрочем, можно следом пустить еще два дамских эпиграфа, но только уже не вполне пристойных: Галина Серебрякова о ночах Карла Маркса и Женни фон Вестфален: "Окружив его заботой, Женни терпеливо писала под диктовку Карла. А Карл с сыновней доверчивостью отдавал ей свои мысли. Это были счастливые минуты полного единения. Случалось, до рассвета они работали вместе. Но только люди, жившие за стеной, жаловались на то, что у них ночами «не прекращаются разговоры и скрип ломких перьев» (в серии ЖЗЛ). Инесса Арманд – Кларе Цеткин: Середина
Глебу Кржижановскому: «Мобилизовать всех без изъятия инженеров, электротехников, всех кончивших физико-матем. факультеты и пр. Обязанность: в неделю не менее 2-х лекций. Обучить не менее 10-и (50-и) человек электричеству. Исполнить – премия. А не исполнить – тюрьма.» (декабрь 1920 ). Тов Чичерину: «Пусть Сталин поговорит начистоту с турецкой делегацией». Получает донос на врачей, комиссующих раненых красных солдат, когда те еще «вполне способны воевать»: «… организовать тайный надзор и слежку за поведением этих врачей, чтобы изобличить их, собрав свидетелей и документы, а потом предать суду» (20 ноября 1918). В ответ на жалобу М.Ф. Андреевой относительно арестов интеллигенции: «Нельзя не арестовывать, для предупреждения заговоров, всей этой околокадетской публики. Прступно не арестовывать ее. Лучше, чтобы десятки и сотни интеллигентов посидели деньки и недельки. Ей-ей, лучше» (18 сентября 1919). Максиму Горькому о том же: «Короленко ведь почти меньшевик. Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками..... Конец
Это напоминает нам деловую записку от 26 августа 1919: «Сообщите в Научно-пищевой институт, что через три месяца они должны предоставить точные и полные данные о практических успехах выработки сахара из опилок». Ну, это ладно. Воображаю, как вытягивалась морда у наркома просвещения Анатолия Луначарского, когда он получал от вождя такие депеши: «Все театры советую положить в гроб» (26 августа 1921). Или телеграммы: «Какие вопросы Вы признаете важнейшими, а какие – ударными! Прошу краткого ответа» (8 апреля 1921). Для Политбюро ЦК РКП(б): «Узнал от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой Оперы и Балета» (12 января 1922). Раздражение еще вызывают поэт Маяковский и Народный комиссариат юстиции. Тов. Богданову: «Мы еще не умеем гласно судить за поганую волокиту, за это весь Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках. И я еще не потерял надежды, что всех нас когда-нибудь за это поделом повесят» (23 декабря 1921). Тов. Сокольникову:
|