Начало
Ги де Мопассан Шпилька Я не открою ни названия местности, ни фамилии героя. Это было далеко, очень далеко отсюда, в богатой и знойной стране. С самого утра я шел по берегу, покрытому возделанными полями, возле синего моря, покрытого солнечными бликами. Цветы росли у самых волн, волн тихих, ласковых, усыпляющих. Было жарко; стояла та влажная, насыщенная пряным ароматом жара, какая бывает в сыром, плодородном и обильном краю; самый воздух, казалось, способствовал здесь буйству жизни. Мне сказали, что к вечеру того же дня я найду пристанище у некоего француза, который жил в апельсиновой роще, на оконечности скалистого мыса. Что это был за человек? Я этого еще не знал. Он приехал сюда однажды утром, десять лет тому назад, купил участок, насадил виноградник, посеял хлеб; работал он со страстью, с остервенением. Из месяца в месяц, из года в год он расширял свои владения, постоянно оплодотворял могучую, девственную землю и неустанным трудом нажил себе целое состояние. Середина
Я подыскивал какую-нибудь подходящую к случаю фразу; наконец спросил: — Вы страдали из-за женщины? Он сказал порывисто: — Скажите лучше, что я до сих пор страдаю, как проклятый… Но идемте на балкон. У меня чуть было не сорвалось с языка ее имя, но я побоялся его произнести. Ведь если бы вы сказали, как про Софи Астье: “Она скончалась”, я сегодня же пустил бы себе пулю в лоб. Мы стояли на широком балконе, откуда видны были два залива, один справа, другой слева, окруженные высокими серыми горами. Наступила та сумеречная пора, когда солнце уже зашло и землю озаряет лишь его отблеск, догорающий в небе. Он спросил: — Скажите, Жанна де Лимур жива? Он пристально смотрел мне в глаза, взволнованный, смятенный. Я улыбнулся: — Еще бы.., и стала еще красивее, чем прежде. — Вы знаете ее? — Да. Он колебался. — Близко? — Нет. Он взял меня за руку. — Расскажите мне о ней. — Рассказывать, в сущности, нечего. Это одна из самых очаровательных парижанок или, точнее, парижских кокоток, которая..... Конец
Заинтригованный, я подошел ближе и увидел дамскую шпильку, воткнутую в шелковистую ткань. Хозяин дома положил руку мне на плечо. — Вот единственная вещь, — проговорил он, улыбаясь, — на которую я смотрю, единственная вещь, которую я здесь вижу в течение десяти лет. Прюдом говорил: “Эта сабля — лучший день моей жизни”. А я скажу: “Эта шпилька — вся моя жизнь”. Я подыскивал какую-нибудь подходящую к случаю фразу; наконец спросил: — Вы страдали из-за женщины? Он сказал порывисто: — Скажите лучше, что я до сих пор страдаю, как проклятый… Но идемте на балкон. У меня чуть было не сорвалось с языка ее имя, но я побоялся его произнести. Ведь если бы вы сказали, как про Софи Астье: “Она скончалась”, я сегодня же пустил бы себе пулю в лоб. Мы стояли на широком балконе, откуда видны были два залива, один справа, другой слева, окруженные высокими серыми горами. Наступила та сумеречная пора, когда солнце уже зашло.....
|