Начало
Сергей Довлатов Блюз для Натэллы В Грузии – лучше. Там все по-другому. Больше денег, вина и геройства. Шире жесты и ближе ладонь к рукоятке ножа… Женщины Грузии строги, пугливы, им вслед не шути. Всякий знает: баррикады пушистых ресниц – неприступны. В Грузии климата нет. Есть лишь солнце и тень. Летом тени короче, зимою – длиннее, и все. В Грузии – лучше. Там все по-другому… Я сжимаю в руке заржавевшее это перо. Мои пальцы дрожат, леденеют от страха. Ведь инструмент слишком груб. Где уж мне написать твой портрет! Твой портрет, Бокучава Натэлла! О Натэлла! Ты – чаша на пиру бородатых и сильных! Ты – глоток родниковой воды после драки! Ты – грустный мотив, долетевший сюда из неведомых окон! Ты – ливень, который застал нас в горах! И дерево, под которым спаслись мы от ливня! И молния, разбивающая дерево в щепки!.. Ты юность прекрасной страны!.. Каждое утро Натэлла раздвигает тяжелые воды Арагвы. На берегу остается прижатый камнем сарафан, часы и летние туфли.
Середина
– Не могу. В Ленинграде, увы, ждет меня аспирант Рабинович Григорий, я дала ему слово. – Я тоже выучусь на аспиранта. Прочту много книг. Можно сказать, я уже прочитал одну книгу. – Как она называется? – Она называется – повесть. – И больше никак? – Она называется – Серафимович! – Лично я импонирую больше Толстому, – сказала Натэлла. – Я прочту его книги. Пусть не волнуется. – Тихо! – сказала Натэлла. – Вы слышите? Из-за кустов доносились нежные слова: Ты сказала мне – нет! И по снегу, эх, по снегу ушла. Был суров твой ответ, Ночь в мученьях, ах, в мученьях прошла… По дороге медленно шел киномеханик Гиго Зандукели с трофейной винтовкой. Тридцать шесть лет оружие пролежало в земле. Его деревянное ложе зацвело молодыми побегами. Из дула торчал георгин. Завидев Натэллу с Пирадзе, Гиго остановился. Винтовку он теперь держал наперевес. – Вы пришли, чтобы убить меня, Гиго Рафаэлевич? – спросила Натэлла. – Есть маленько, – ответил Гиго.
Конец
p> .....
|