Денис Гуцко

Покемонов день

Лора

Известие погрузилось в меня, как игла в подопытное животное. Спящим захваченное врасплох, вынутое из теплого домика проворной крепкой ладонью. Крутит глазками, из последних сил тянет шею, будто надеется вылезти – ы-ы-ы, еще чуть-чуть, вот-вот – из жуткой тесной норы, в которую неведомо как угодило. Но жало шприца уже лизнуло под кожей, уже разливается по ноющему предчувствием тельцу смертельное для него лекарство.

Померещилось даже, сквозь последнюю дремоту, будто кто-то сказал:

– Предпочитаю делать это внезапно. Не переношу, знаете ли, как они вот это вот страдают, мучаются.

Хуже всего, когда неприятности приходят утром. Был я глупый сонный человек, был я слаб и разнежен после Лоры, запах которой сочился из-под отброшенного одеяла. В мутно-сизом зеркале антикварного трельяжа, встряв меж двух створок, превращался я в испуганного остромордого грызуна. Я тер лицо, будто пытаясь отклеить эту сусличью маску, и тупо возвращал взгляд на экран мобильного. Все-таки как это гадко – быть атакованным жизнью с самого утра, когда еще не умыт, не выспался, из-под одеяла пахнет теплым женским телом, да еще нога промахну.....

Впрочем – что это я? Так было раньше.

Так было раньше: легкость, «я нравлюсь таким как она». Алексей Паршин теперь покемон. За чужое наказанный. Покемон Прикованный. Каждый день приползает червь и откладывает в печени кучку личинок. К ночи из них вылупляются мохноногие мухи. Вылупляются и с жужжанием улетают прочь. «Ой, что это так громко сейчас прожужжало?» – «Это мои мухи». – «Твои мухи?» – «Долго рассказывать. Спи». – «Нет уж. Дудки. В мушином зоопарке спать не буду».

Лора тоже до поры до времени любила легкость – и что там еще бывает. Потом она стала другой. Но мне уже все равно. У меня теперь есть сероглазая медсестра. У меня может быть много сероглазых медсестер.

– Опять выходил на балкон?

– Выходил, воздуха захотелось. Но это веранда.

– А мне опять главврач по башке даст, – она уже собрала в лоток свой мединвентарь, но уйти не спешила. – Врачи выходят покурить, дверь не запирают.

А там перила обрушены. Свалишься – кто отвечать будет? Висит же табличка «Не выходить».

Она ушла.

Он не сразу меня заметил. Я был уже близко, когда он спохватился и бросился прочь. Бежал он неважно, то и дело с глухим стуком врезался в кузова автомобилей. Наконец он выскочил в широкий центральный проезд и рванул к воротам. Но я успел пробежать быстрее, вылетел из своего ряда прямо ему в бок.

Никогда бы не подумал, что ангелы пахнут как бомжи.

Я обхватил его обеими руками и, развернувшись вместе с ним, сильно толкнул. Он упал навзничь, спиной на землю. Крылья распластались и с размаху шлепнули по крышам машин. Завопила сигнализация. Я не удержался на ногах и упал рядом. Он поднялся быстрей меня и уже собирался пуститься наутек. Пихнул его обеими руками. Снова повалились оба. Сработало еще несколько сигнализаций.

Он сидел, опираясь руками на землю позади себя, часто и громко сопел. Я сгреб его за ворот, потянул, еще раз поражаясь, как от него разит мочой и подворотней, и дернул что есть силы в другую сторону.

– Ангел, да? Ангел?!

Он упрямо молчал. Молчал и отводил взгляд каждый раз, когда я пытался посмотреть ему в глаза.

– А ну брось, урод! – кричали откуда-то сверху. – Сейчас же брось! Сейчас в милицию позвоним!