Начало
Сергей Алексеев Дульсинея Тунгусская 1 К концу дня Димка Усольцев уставал так, что стоило ему только остановиться, как он тут же падал на землю, растягивался и замирал, слушая, как гудит тело. Для сходства с уморенной собакой не хватало лишь вываленного набок языка. Скорее всего Димка уставал не от ходьбы по заваленной буреломом тайге, а от невыносимости ожидания. Он, конечно, был не прочь поработать с прохладцей, не спеша: трудяга-то Димка так себе, без особой прыти. Но ждать можно днем, когда нужно рубить профиль или бежать по нему с мерной лентой, а сейчас, топая прямо на заходящее солнце, за которым где-то прячутся палатки, таборный стол с ведром варева на ужин, ждать с урчащим животом – пытка. Устроившись на щебенистом пятачке, схваченном твердым мхом, и подложив футляр теодолита под голову, Димка-геодезист глядел сквозь тюль накомарника в небо, ждал своего рабочего – Полю Романюк, матерился потихоньку и давил на грязных руках комаров. Делал он это с особым удовольствием: брал по нескольку штук щепотью, размазывал их на ладони, а потом шарики этой бесформенной массы скатывал до тех пор, пока останки насекомых не превращались в пыль. Понюхав руки, будто ..... Середина
– Что же это ты меня с ножом встречаешь? – Борис прошел к костру и сел. – Мужики-то где? – Работают, а не шляются по тайге, как некоторые, – пришла в себя Полина и бросила картошину в ведро с водой. Был ли для Полины неожиданностью его приход? Бог знает. Скорее всего нет. С того самого момента, когда она обернулась вслед уходящему Борису, поняла: пристал парень – не отвяжется, пока не отошьешь его. – Что пришел? – Полина, подчеркивая безразличие, вытянула очередную картошину, обломала ростки и начала чистить. – К тебе. – Борис улыбнулся и снял капюшон. – В таком случае вали обратно, пока не стемнело. – Хоть чаем напои, потом уж прогоняй. – Улыбка как бы зафиксировалась на лице: не живая, а как на фотографии. – Не видишь – вымок насквозь. «Что сидит лыбится?» – подумала Полина, а вслух сказала: – Кто тебя заставлял тащиться сюда?.. Чай вон в чайнике, пей. – К такому чаю губы примерзнут, ничего себе гостеприимство! – И Борис потрогал засмоленный бок чайника, будто тот и вправду был со льдом. Конец
– Спасибо. – Полина взяла за окровавленную шею большую птицу с вяло опущенными крыльями. – Мертвый… – Ха-ха! А в суп живых не кидают! Ты знаешь, а я хотел уж не ехать, поздно. Да подумал, заждешься здесь, замерзнешь. – Заждусь. Замерзну. – О! Вот видишь, какой я у тебя. За десять километров почувствовал. – А мы на днях уезжаем. Каретин банкет обещал устроить. Придешь? – Полина прижалась, уткнулась лицом в холодный брезент на груди у Бориса. – У-у! Само собой. Днем, правда, не смогу. – Жалко. – Ты сегодня особенная какая-то. – Борис взял холодными руками ее лицо. – Да нет, устала только… Долго, до сумерек, бродили по профилю, от пикета к пикету. Умный конь послушно ходил за хозяином, толкал его, когда тот останавливался, схватывал на ходу клочья желтой травы, хрумкал, спуская с губ нити тягучей слюны. А когда Борис прощался с Полиной, крикнув ей, чтоб ждала его через день, заартачился конь, заприседал на задние ноги, не слушался повода, крутился на месте, храпел, будто зверя рядом чуял.
|