I

Муэ, 20-e июля.

...Здесь тихо, вернее, сонно: тихо на ферме никогда не бывает; к тому же море отсюда всего в четверти мили и, когда погода ветреная, шум его проникает в лощину. До Бриксема четыре мили, до Кингсуэра - пять, но и там ничего примечательного не найдешь. Ферма расположена в укрытом месте, будто в нише, выдолбленной высоко на склоне лощины; за фермой ползут вверх поля, а потом начинается широкий скат. Кажется, будто видно отсюда очень далеко, но чувство это обманчиво, в чем легко убедиться, стоит только пройти немного вперед. Пейзаж типично девонширский: холмы, ложбины, живые изгороди, тропы, то сбегающие круто вниз, то взбирающиеся вверх, словно по отвесной стене, перелески, возделанные поля и ручьи, ручьи всюду, где только сумеют пробиться; но склоны обрыва, заросшие дроком и папоротником, еще не тронуты рукой человека. Лощина выходит к песчаной бухте, где с одной стороны встает черный утес, а с другой до самого мыса тянутся розовые скалы - там находится пост береговой охраны. Сейчас, когда наступает страдная пора, все исполнено великолепия: и наливающиеся яблоки и зеленые, слишком уж зеленые, деревья. Погода стоит жаркая, безветренная; кажется, что.....

- Tausend Teufel! Eilen Sie, nur! Zeit ist Geld. Kann nicht langer warten! {Тысяча чертей! Что вы там застряли! Время - деньги! Я не могу больше ждать! (нем.).}

Суизин медленно спустился по лестнице.

- Куда они уехали? - с трудом спросил Суизин. - Даю фунт за каждое слово, сказанное по-английски, фунт стерлингов! - И он изобразил пальцами кружочек.

Сапожник усмехнулся:

- Geld! PffI Eilen Sie, nur! {Деньги! Пфф! Торопитесь же! (нем.).}

В душе Суизина поднималась мрачная злоба.

- Если не скажешь, тебе будет хуже! - закричал он.

- Sind ein Komicher Kerl, - сказал сапожник. - Hier ist meine Frau {Вы шутник... Вот моя жена, (нем.).}.

По коридору торопливо шла старая женщина и кричала по-немецки:

- Не отпускай его!

Сапожник сердито проворчал что-то, повернулся спиной к Суизину и, шаркая ногами, уш.....

Скорриер ничего не ответил, подумав про себя: "Что за безумие! Так нервничать из-за каких-то писем!" Приближение дня, когда привозили почту, стало для Пиппина кошмаром. Он жил в лихорадочном возбуждении, как под гипнозом. И когда почта уходила, он держал себя, как приговоренный к смерти преступник, которому объявили, что казнь отложена. И так тянулось два года! С того самого взрыва. Есть от чего сойти с ума.

Однажды, спустя месяц после отъезда Хеммингса, Пиппин рано встал из-за стола; лицо его раскраснелось, за обедом он выпил вина.

- На этот раз я не отступлю, - сказал он, проходя мимо Скорриера.

Скорриер слышал, как он что-то писал в соседней комнате, и через некоторое время заглянул туда, чтобы сказать, что идет пройтись. Пиппин дружески кивнул ему.

Стоял прохладный тихий вечер. Гроздья бесчисленных звезд висели над лесом, сплетаясь в яркие иероглифы, и дождем сыпались за темной гаванью в море. Скорриер шел не спеша. Словно бремя спало с его души, так зачарован он был таинственной тишиной......