Начало
Уильям Голдинг Бог-скорпион Ни трещины не было в небе, ни изъяна в густо-синей эмали. Даже солнце, плывущее в зените, лишь оплавляло ее вблизи себя, и по небосводу текли и смешивались ультрамарин и золото. Подобно лавине обрушивались с этого неба пылающие зной и свет, заставляя все живое, что находилось между двумя длинными скалами, замереть в неподвижности, как сами скалы. Река лежала застывшая, тусклая, безжизненная. Лишь легкий пар поднимался над водой — единственным намеком на движение. Стаи речных птиц на берегу, на шестигранниках ссохшегося, растрескавшегося ила, бессмысленно таращили бусинки глаз. Заросли сухого папируса — кое-где прочерченные сломанным и накренившимся стеблем — стояли неподвижной стеной, как тростник на росписях в гробницах; лишь вздрагивали иногда сухие венчики, просыпая семена; и там, где семя падало на отмель, там оно и оставалось, не подхваченное течением или ветром. Но далеко от берега широкая, в несколько миль река, была глубокой; там солнце так же слало вниз палящие лучи и так же плавило синюю эмаль отраженного небосвода, повторявшего густую синеву купола над красными и желтыми скалами. И теперь, словно выносить два солнца был..... Середина
Только в одной части Высокого Дома еще бодрствовали. На верхней террасе, обращенной к отдаленной реке, группа женщин сидела на корточках вокруг девушки, лежавшей ничком на полу, и молча глядели на нее. Волосы девушки рассыпались по полу; на ней ничего не было, кроме тонкой туники, которая завернулась, открыв ноги. Тело ее было словно сведено судорогой. Лицом, на котором краска расплылась от слез, она уткнулась в согнутый локоть; стиснутый кулачок время от времени вздрагивал от сотрясавших ее рыданий. Другая рука то шарила по полу, то колотила по нему. Некрасиво скривив рот, совсем по-детски, девушка плакала во весь голос. Иногда она затихала и лишь шмыгала носом и всхлипывала, и тогда среди тишины слышался ее стон: — Какой позор, какой невыносимый позор! * * * Когда вода в реке поднялась по велению Спящего, долгожданное это событие застигло врасплох лишь тех, кого это касалось больше всего. Журавли и фламинго вразвалку..... Конец
— Ты утопишь всех нас! — Ну и тоните, если у вас не хватает разума, чтобы спастись от наводнения в скалах… — Мы тебя умоляем! — Я, загнанный, приговоренный, — единственный разумный человек в этой, этой… Он метнулся к Прекрасному Цветку и схватил ее за щиколотку. — Неужели ты не понимаешь? Твоему брату всего… сколько ему… десять? У тебя вся власть… вся власть! Власть! Хочешь, чтобы он стал твоим супругом? Этот сопляк… — Убери руки! — Да он лучше станет девчонкой. У тебя есть солдаты… у тебя, одной из дюжины правителей на этой реке, есть уже какое-то подобие армии… У Прекрасного Цветка перехватило дыхание. Она закрыла лицо ладонями, смотрела сквозь пальцы на его глаза и не могла оторваться. Болтун заговорил снова: — Ты хочешь себе такого супруга? Она открыла было рот. Руки, вцепившиеся в подлокотники, поползли назад. Костяшки пальцев побелели. Она отвела от него взгляд, посмотрела на улыбавшегося принца, на чашу, стоявшую на подставке.
|