Борис Акунин

Младенец и черт

Июль 1914 года

Эрцгерцог убит

Мировая война начнется со дня на день

Но пока это понимают лишь профессионалы…

Штабс-ротмистр князь Козловский постучал в дверь кабинета слишком громко, а каблуками по паркету отчеканил так, что у генерала на столе задребезжала золоченая ложечка в фарфоровой чашке.

Его превосходительство был переведен в Огенквар[1] недавно, ранее служил в Департаменте полиции и пока еще не успел сменить чиновничий мундир на военный. Генерал был не в духе и пил черный кофе третий раз за день, что неполезно для сердца и желудка. А что делать? Из-за выстрела в Сараеве третьи сутки почти вовсе без сна. Спасибо за такое повышение.

В Департаменте полиции, с бомбистами и пропагандистами, было и то покойней.

– Князь, зачем вам шпоры? – спросил его превосходительство, морщась (у него еще и мигрень вступила). – Не в кавалерии служите.

А Козловскому хоть бы что. Видел, что начальство не в расположении, но и усом не повел. Он еще с кадетских времен взял себе принцип: не цукать младших, не вилять хвостом перед старшими.

Перешел сразу к делу.

Князь погрохотал ящиками стола, вынул небольшой черный пистолет.

– Держите. Отличная машинка. «Штейер-Пипер», австрийский. Немножко сложен в обращении, ну да вы физик-математик, сообразите.

Пальцы офицера быстро завертели игрушку.

– Устройство довольно своеобразное. Тут кнопочка предохранителя, вот так отщелкиваете в положение «огонь». Здесь фиксатор затвора. Это взвод. Это регулятор мушки. Спусковая скоба снимается вот так. А этот рычажок – защелка магазина. Рраз, и обойма сама выскакивает в ладонь. Очень удобно. Учтите: выбрасывателя нет. Запомнили?

Вообще-то не очень, но признаваться в бестолковости было стыдно.

– Конечно. Ничего сложного, – уверенно ответил Алеша, решив, что разберется в рычажках и кнопочках после.

Да и время поджимало. В четыре свидание с Симой.

– Можете спуститься в тир, попрактиковаться. Но из штаба ни ногой.

Считая разговор оконченным, Козловский сел к столу и уткнулся в бумаги.

– Хорошо. Я только на пару часов отлучусь и тогда постреляю.

Штабс-ротмистр поднял голову.

– Я ведь сказал: никаких отлучек.

Только размешал сахар, только вдохнул божественный эфиопский аромат, вдруг в приемной что-то загрохотало, заверещал адъютант. Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет вбежал какой-то распаренный молодец, весь в скрипучей коже, с запыленным лицом, на котором розовели чистые круги вокруг глазниц. Генерал с трудом узнал в нем студента Романова.

– Ваше превосходительство! – закричал полоумный, стряхивая вцепившегося в плечо адъютанта. – Беда! Ужасное заблуждение!

Капитан Лазарев (мало того что из тех самых Лазаревых, но еще и отличный, исполнительный офицер) схватил мальчишку за локти и поволок обратно, шипя:

– Вы что, рехнулись?! Ваше превосходительство, я не виноват!

Уволакиваемый за порог студент выкрикнул:

– Папка у немцев!

– Что-о?! – взревел начальник, вскакивая и опрокидывая чашку. Кофе разлился на бумаги, на чудесную лакированную поверхность карельской березы. – Капитан, назад его! А сами за дверь! И никого, слышите? Ни-ко-го!