Начало
Владимир Сорокин Утро снайпера Заплыв — Цитата номер двадцать шесть, слушай мою команду! — Низкорослый маршал войск речной агитации сипло втянул в себя ночной воздух и прокричал: — Зажечь факела! Длинная колонна, выстроенная на набережной Города из мускулистых голых людей, качнулась, ожила еле заметным движением: тысяча рук метнулась к тысяче бритых висков, выхватила из-за ушей тысячу спичек и чиркнула ими по тысяче голых бедер. Крохотные огоньки одновременно подскочили кверху, и через мгновенье маршал судорожно сощурил привыкшие к темноте глаза: факелы вспыхнули, языки пламени метнулись к темно-фиолетовому небу. Маршал придирчиво ощупал глазами ряды голых тел и снова открыл рот: — Не меняя построения, соблюдая дистанцию, в воду вой-ти! Построенная особым порядком колонна тронулась и, неслышно ступая босыми ногами, стала быстро сползать по гранитным ступеням набережной к черной неподвижной воде Реки. Вода расступилась и впустила в себя весь полк. Солдаты осторожно погружались в студеную сентябрьскую воду, отталкивались от каменистого дна и плыли в том же порядке, держа над бритыми головами ярко горящие факелы. Через минуту.....
Середина
зма и перестал кончать. То есть эякуляции не было. На этой почве начались ссоры, раздоры. Оля несколько раз хотела уйти от меня, говорила о разводе… Мне сейчас горько это вспоминать. И неизвестно как бы это все кончилось, если бы я не встретил Николая Федоровича. Тогда он приехал к моему отцу погостить, после экспедиции. Вот. Они тогда часто встречались. Отец ездил в Москву, Николай Федорович — к нам… И вот, я помню, мы поужинали все вместе, а потом Оля пошла спать, отец с мамой тоже пошли к себе, а Николай Федорович говорит мне: пошли на балкон, покурим. И мы вышли на балкон. А он мне говорит: плохо, значит, у вас дела с Олей? А я говорю — а как вы догадались? А он говорит — во-первых, это видно сразу, а потом ему мой отец говорил. Ну и я сразу, как-то абсолютно не стесняясь, все ему рассказал. И потом удивился — как же так, я ведь об этом никому никогда и слова не мог сказать. А тут — все сразу. Николай Федорович тогда задумался, покурил, а потом говорит: вот что, иди-ка спать, а утром мы с тобой потолкуем. И, говорит, запомни — если есть желание и воля — перед человеком все отступит, любые трудности. Я пошел спать. А утром, когда все разъехались, мы с Николаем Федоровичем пили н.....
Конец
Толпа одобрительно загудела. Седобородый старик затряс бородой, заблестел радостными, полными слез глазами: — Правильно, сынок! На беспалую руку не перчатку надобно искать, а варежку! Так-то! Кедрин сорвал с головы фуражку, скомкав, махнул над толпой: — Раздавить — не сложно! Расплющить — сложнее! — И расплющим, родной! — заголосила толстая баба в рваном ватнике. — Кровью заблюем, а расплющим! — Рааасплюющииим! — заревела толпа. — Вы же радио слушаете, газеты читаете! — кричал секретарь, размахивая фуражкой. — Вам слово сказать — и маховики закрутятся, руку приложить — и борова завоют! — И приложим, еще как приложим! — заревели мужики. — У вас бревно поперек крыши легло! — Повернёооом! — Говно в кашу попало! — Вынееем! — Творог на пол валится! — Подберееооом! — Репа лебедой заросла! — Прополеееем! — Прополем, милай, прополем! — завизжала все та же толстая баба. — Я те так скажу, — она выскочила из толпы, потянулась заскорузлыми руками к Кедрину, — у меня семеро дитев, две коровя, телушка, свинья, подсвинок, гуси да куры! И сама-то не бля.....
|