Начало
Дмитрий Львович Быков На пустом месте эссе, статьи содержание Портреты § Третий том § Апология ухода § Большие пожары 1927 § Ленин и Блок (из цикла «Типология») § Черный и Белый (из цикла «Типология») § Три вкуса времени § Странные женщины § Русский Эмигрант, или Правила поведения в аду § Времени нет § Имеющий право § Дикий Дон § Пегги против Скарлетт § Занимательная титулогия Персоналии § Вот, новый оборот (Новый Пелевин) § И ухватит за бочок (Новый Пелевин) § SOSущая тоска (Новый Пелевин) § Связной § Без слов § Телегия § Эффективный менеджер § Пестель, Тухачевский и Ходорковский § Йеху Москвы § Соловьев с удой § Безруковая дама § Орлуша, большая ты стерва § Биолог § Кислород и сероводород Дмитрий Быков Третий том 1 Любой, кто жил на Украине, знает, что она придумана Гоголем. У всякой нации есть гений, закладывающий основы ее мифологии, отбирающий из бесчисленных и неоформленных народных преданий то, что войдет в канон, и доводящ.....
Середина
Митчелл сразу полюбила Фолкнера, только начавшего печатать йокнапатофский цикл, и решила, что с художественным временем надо экспериментировать: начнем-ка мы с конца. Это очень американская манера – осваивать европейские эксперименты так, чтобы небу жарко стало. Пишет, допустим, Джойс в «Улиссе» внутренние монологи – Фолкнер, желая переиродить Ирода, разверстывает их на сотни страниц, курсивом, без знаков препинания. Входят в моду рваные композиции – Митчелл открывает роман разрывом Ретта со Скарлетт, а дальше флешбеками дает все предшествующее. Потом, правда, южный консерватизм взял верх – она стала писать подробную, длинную семейную сагу без всяких изысков. Есть легенда, что муж сам ей подсунул толстенную пачку бумаги: «Пегги, ты уже прочла все, что есть дома и в библиотеке. Попробуй написать то, чего еще не было». И она попробовала – поскольку эпоса о Гражданской войне Америка так до сих пор и не имела, несмотря на отдельные удачи вроде крейновского «Алого знака доблести». Роман сочинялся лет семь, к 1934 году он был вчерне готов, и Митчелл.....
Конец
Потом, значит, случился «Июль», о котором теперь тоже очень много спорят, а спорить, по-моему, совершенно не о чем, потому что не надо судить художника по правилам эпохи, которую он закрыл. В «Июле» на первый план выходит уже откровенное безумие, бал тут правит чистая патология, но обращать внимание на бесчисленные убийства, совершаемые героем-маньяком, а также на всякие мелкие натуралистические детали вроде окровавленной картонки, в которой спит бомж, или зловонного погреба, в котором прячутся трупы,- бессмысленно. Все равно что ужасаться мясоразделочным работам в прозе раннего, еще до-мистериального Сорокина. Это же все не с живыми людьми происходит, а с персонажами советского масскульта. Ну и у Вырыпаева не живые люди, не настоящие сумасшедшие и тем более не маньяки. Это ритмически организованная речь, с помощью которой автор и исполнительница (та самая Полина Агуреева) воздействуют на подсознание зрителя. То ес.....
|