Начало
Джеймс Хэрриот Кошачьи истории ВСТУПЛЕНИЕ Кошки всегда занимали большое место в моей жизни, и когда я рос в Глазго, и когда занимался ветеринарной практикой в холмах Йоркшира. Вот и теперь, когда я ушел на покой, они по-прежнему делают мои дни светлее. Собственно, даже профессию ветеринара я выбрал отчасти из-за них. Мои школьные годы прошли под знаком Дона, великолепного ирландского сеттера. Без малого четырнадцать лет мы с ним бродили по шотландским холмам, но когда возвращались с прогулок домой, меня всегда радостно встречали мои кошки — выгибая спины, вились у моих ног, мурлыкали, терлись мордочками о мои руки. Дома у нас постоянно жили кошки, и каждая обладала своим особым обаянием. Я любил их всех за врожденную грациозность, неподражаемое изящество, за глубокую привязанность, которой они отвечали на ласку, и я мечтал о том дне, когда буду знать о них все, поступив в Ветеринарный колледж. Их шаловливость также служила постоянным источником радости. Например, Топси — проказница, всегда готовая затеять игру. Вот она бочком, пританцовывая и лукаво насторожив ушки, подбирается к Дону. Он не выдерживает, прыгает на нее, и начинается веселая во..... Середина
В ясную погоду мы получали массу удовольствия, просто наблюдая за ними. Внутренность сарая была хорошо видна из кухни, и возможность следить за их веселыми играми доставляла нам немало радости. Они были такими неразлучными друзьями! Часами вылизывали шерсть друг другу или затевали шутливую возню. А по ночам мы различали два пушистых клубка, свернувшихся рядом на соломе. Потом настало время, когда мы решили, что всему пришел конец. Кошки по обыкновению куда-то исчезли; дни шли за днями, а они все не возвращались, и наша тревога росла. Каждое утро Хелен начинала с того, что звала их: «Олли! Жулька!». Прежде они немедленно прибегали на ее голос, но теперь верх стенки оставался пустым. Миновала неделя, вторая, и мы почти потеряли надежду. Свой свободный день мы, как всегда, провели в Бротоне, но не успели вернуться, как Хелен бросилась к кухонному окну. Кошки знали наше расписание и в такие вечера всегда ждали ее, но на этот раз они не сидели на стенке и не прибежали из сарая. Конец
— Бедняжка! — плача, повторяла она и гладила кошку по голове, а слезы струились по ее щекам и падали на свалявшуюся шерсть — Что она, должно быть, перенесла! Наверное, я могла бы ей помочь — и не помогла. Несколько секунд я молчал, сочувствуя ее печали, столь не вязавшейся с праздничной обстановкой в доме. — Никто не мог бы сделать для нее больше, чем вы. Никто не мог быть добрее. — Но я могла бы оставить ее здесь, где ей было бы хорошо. Когда я подумаю, каково ей было там, на холоде, безнадежно больной… И котята… Сколько у нее могло быть котят? Я пожал плечами. — Вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Не исключено, что только этот один. Ведь случается и так. Но она принесла его вам, не правда ли? — Да, верно… Она принесла его мне… Она разгладила пальцем грязную шерстку, и крошечный ротик раскрылся в беззвучном «мяу». — Не правда ли, странно? Она умирала и принесла своего котенка сюда. Как рождественский подарок. Наклонившись, я прижал руку к боку Дебби. Сердце не билось. Я посмотрел на миссис Эйисворт. — Она умерла.
|