Начало
В караван-сарае было душно. Куда ни повернись — везде кто-нибудь сопит. Люди спали вповалку, устроившись среди тюков с товаром. Снаружи шумно пыхтели и переступали с ноги на ногу сонные животные, кони и верблюды. Саламар свернулся клубком, забившись в самый дальний, темный угол. Он от души надеялся на то, что никто его не заметит. Вряд ли, впрочем, найдется вор, который польстился бы на имущество Саламара. Как и большинство ночующих в караван-сарае на окраине Аграпура, Саламар был из пришлых: уроженец Турана, он никогда подолгу не задерживался на одном месте, вечно перебираясь из города в город. В основном он бежал от неприятностей, которые ухитрялся сеять вокруг себя с невероятной быстротой и эффективностью. Саламар не знал, почему так происходит. Где бы он ни появился, везде поднималась свара, заваривалась какая-нибудь каша, и в результате очень скоро оказывалось, что виноват во всем случившемся именно Саламар и никто иной. Такой уж у него был нрав — и такова была его несчастливая судьба. Середина
— Ну, я ведь понимаю, что всей правды ты мне не скажешь, — обреченно махнул рукой Саламар. — Правильно понимаешь. — Хорошо… — Гирканец вздохнул. — Но почему я? Почему ты сам не можешь пойти? — У меня запоминающаяся внешность, а стражники нас уже разыскивают, — сказал Конан невозмутимо и не без удовольствия отметил, что его собеседник позеленел от страха. — Тебя же они не узнают. — Я тоже выделяюсь в толпе, — сказал гирканец. — Ты переоденешься женщиной, вот и обманешь всех. — Я… не могу. Я все-таки воин. Как мне переодеваться женщиной, Конан! Ты хочешь, чтобы я совсем перестал уважать себя? — Если я тебя не уважаю, то и тебе подобный подвиг под силу… Какой ты воин? — безжалостно сказал Конан. — Ты вор, и к тому же неудачливый. Сам ведь рассказывал, что изучал жизнь и привычки продажных женщин. Тогда тебе это понадобилось для того, чтобы втереться в доверие к бедной разбогатевшей шлюхе. Теперь воспользуйся своими з..... Конец
Приятели очутились на улице. Сад сразу утратил всю свою прелесть и вновь глядел из-за ограды жутким монстром, клубком агрессивных ветвей. И хотя Аграпур был прекрасен, все же обоим, и Конану, и Тульпису, казалось, будто краски вокруг как-то потускнели: реальный мир был куда менее ярким и уж совершенно точно куда менее волшебным. — Я влюблен, — произнес Тульпис, глядя вдаль. — Увиденное потрясло меня. Отныне я предаю проклятию самую идею наживы. Я поклоняюсь только красоте… Покажи-ка мне те чудесные камни, которыми наделила нас Бронвэг! Я хочу напитать мое зрение их красотой. Конан бросил взгляд на корзинку, прикусил губу и протянул ее своему спутнику. Тот сунулся посмотреть — и тотчас шарахнулся в сторону. — А где самоцветы? — завопил карлик. В корзине лежала гора гнилых фруктов. Никаких драгоценных камней там не было. — Вор! — заорал Тульпис на Конана и затопал ногами. Он в ярости подпрыгивал на месте. — Ты украл все самоцветы! Немедленно снимай куртку и показывай, где ты их спрятал! Я знаю — ты сделал это, пока я, погруженный в мечты о наге, перебирался через ограду. Ты — ловкий воришка, Конан, и я доберусь .....
|