Ги де Мопассан

Помешанная

Роберу де Бонньеру[1]

— А мне, — сказал г-н Матьё д'Андолен, — при слове «вальдшнеп» вспоминается одна страшная история времен войны.

Вы знаете мое поместье на окраине Кормейля. Там я и жил, когда явились пруссаки.

Соседкой моей была несчастная, чей рассудок помутили удары судьбы. Много лет назад, когда ей было всего двадцать пять, она за один месяц утратила отца, мужа и новорожденного ребенка.

Если уж смерть вошла в дом, она, будто наторив дорогу, почти всегда спешит вернуться в него.

Сраженная горем женщина слегла и полтора месяца была в бреду. Затем бурный кризис сменился глубокой апатией: она лежала пластом, почти ничего не ела и только поводила глазами. Если больную пытались поднять, она вопила так, словно ее убивают, и бедняжку оставили в покое, прикасаясь к ней лишь для того, чтобы обиходить ее или перестелить постель.

Присматривала за ней старая служанка, которая время от времени заставляла помешанную попить или съесть чуточку холодного мяса. Что творилось в этой душе, помраченной отчаянием, не знал никто: больная перестала говорить. Вспоминались ли ей умершие? Или она просто тосковала, не.....

— Если завтра вы не будете спускаться вниз... — выдавил он и вышел.

На другое утро перепуганная старуха служанка попыталась одеть помешанную, но та взвыла и стала отбиваться. Офицер побежал наверх. Служанка упала перед ним на колени и взмолилась:

— Она не дается, сударь, не дается. Не сердитесь на нее: она такая несчастная!

Майор смутился: несмотря на всю свою ярость, он не решался позвать солдат и стянуть хозяйку с постели. Потом неожиданно захохотал и что-то скомандовал по-немецки.

Вскоре из дому вышла группа солдат, тащивших матрац, словно носилки, где лежит раненый. Помешанная безмолвно и невозмутимо покоилась на своем ложе, безразличная ко всему, коль скоро ее не принуждают вставать. Солдат, замыкавший шествие, нес узел с женской одеждой.

Офицер, потирая руки, напутствовал:

— Вот теперь мы будем увидеть, можете ли вы сами одеваться и совершать маленький прогулка.

Процессия направилась к Имовильскому лесу.

Через два часа солдаты вернулись, но уже без ноши.

Помешанная исчезла. Что с ней сделали? Куда ее отнесли? Этого так никто и не узнал.

Помешанная

Роберу де Бонньеру[1]

— А мне, — сказал г-н Матьё д'Андолен, — при слове «вальдшнеп» вспоминается одна страшная история времен войны.

Вы знаете мое поместье на окраине Кормейля. Там я и жил, когда явились пруссаки.

Соседкой моей была несчастная, чей рассудок помутили удары судьбы. Много лет назад, когда ей было всего двадцать пять, она за один месяц утратила отца, мужа и новорожденного ребенка.

Если уж смерть вошла в дом, она, будто наторив дорогу, почти всегда спешит вернуться в него.

Сраженная горем женщина слегла и полтора месяца была в бреду. Затем бурный кризис сменился глубокой апатией: она лежала пластом, почти ничего не ела и только поводила глазами. Если больную пытались поднять, она вопила так, словно ее убивают, и бедняжку оставили в покое, прикасаясь к ней лишь для того, чтобы обиходить ее или перестелить постель.

Присматривала за ней старая служанка, которая время от времени заставляла помешанную попить или съесть чуточку холодного мяса. Что творилось в этой душе, помраченной отчаянием, не знал никто: больная перестала говорить. Вспоминались ли ей умершие? Или она просто тосковала, не дума.....