Начало
Ги де Мопассан Перед праздником Праздник приближается[1]; по улицам пробегает трепет ожидания, как рябь по воде перед бурей. Двери магазинов, разукрашенные флагами, радуют глаз своими яркими красками, и галантерейные торговцы обсчитывают на трехцветных товарах не хуже, чем бакалейщики на свечах. Сердца понемногу воспламеняются: о празднике толкуют после обеда, на тротуарах; рождаются мысли, которыми надо обменяться. — Какой это будет праздник, друзья, какой праздник! — Что, вы не знаете? Все короли приедут инкогнито, как простые люди, чтобы посмотреть на него. — Говорят, русский император уже приехал. Он всюду будет появляться с принцем Уэльским. — О, праздник будет на славу! То, что г-н Патиссо, парижский буржуа, называет праздником, будет действительно всем праздникам праздник — невообразимая толчея, когда в течение пятнадцати часов по городу из конца в конец катится поток физических уродств, разукрашенных мишурой, волны потных тел, где бок о бок с толстой кумушкой в трехцветных лентах, разжиревшей за прилавком, охающей от одышки, толкутся и рахитичный служащий, волочащий за собой жену и младенца, и рабочий, посадивший своего м..... Середина
Сосед проворчал: — Ну так пускай мне его покажут! Патиссо пожал плечами: — Все могут его видеть, он в шкафу не спрятан. Но почтенный господин вспылил: — Нет, сударь, извините, его нельзя видеть! Сто раз я пытался это сделать, сударь. Я сторожил у Елисейского дворца: он не вышел. Какой-то прохожий уверил меня, что он играет на бильярде в кафе напротив; я пошел в кафе напротив — его там не оказалось. Мне обещали, что он поедет в Мелен на состязания. Я поехал в Мелен, но не видел его. Мне это наконец надоело. Я вот и господина Гамбетту не видел и даже ни одного депутата не знаю. Он горячился все сильнее: — Правительство, сударь, должно показываться: для того оно и существует, а не для чего другого. Надо, чтобы все знали, что в такой-то день, в такой-то час правительство проедет по такой-то улице. Таким образом, все смогут туда пойти, и все будут довольны. Успокоенному Патиссо эти доводы пришлись по вкусу. — Это правда, — сказал он, — всегда приятно знать тех, кто вами управляет. Господин продолжал уже более миролюбиво: Конец
На магазинах в лучах восходящего солнца пестрели флаги. Патиссо обратился к своему соседу. — Какой прекрасный будет праздник! — сказал он. Тот взглянул на него исподлобья и пробурчал: — Вот уж это мне безразлично! — Как, вы не собираетесь в нем участвовать? — спросил удивленный чиновник. Тот презрительно покачал головой. — Они мне просто смешны со своим праздником! В честь кого праздник?.. В честь правительства?.. Я лично, сударь, никакого правительства не знаю. Патиссо, уязвленный этими словами как правительственный чиновник, отчеканил: — Правительство, сударь, — это республика. Но сосед, нисколько не смутясь, спокойно засунул руки в карманы. — Ну и что же. Против этого я не возражаю. Республика или что другое — мне наплевать. Я, сударь, хочу одного: я хочу знать свое правительство. Я, сударь, видел Карла Десятого и стоял за него; я, сударь, видел Луи-Филиппа и стоял за него; я видел Наполеона и стоял за него; но я ни разу не видел республики. Патиссо ответствовал все с той же важностью:
|