Борис Акунин

Чайка

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ирина Николаевна Аркадина, 45 лет, по покойному мужу Треплева, знаменитая актриса.

Константин Гаврилович Треплев, ее сын, 27 лет, писатель.

Петр Николаевич Сорин, ее брат, 62 лет, владелец поместья, действительный статский советникв отставке

Нина Михайловна Заречная, 21 года, актриса, бывшая соседка Сорина.

Илья Афанасьевич Шамраев, 55 лет, отставной поручик, управляющий у Сорина

Полина Андреевна, 43 лет, его жена.

Маша, 24 лет, его дочь.

Семен Семенович Медведенко, 30 лет, ее муж, сельский учитель

Борис Алексеевич Тригорин, 37 лет, столичный беллетрист

Евгений Сергеевич Дорн, 57 лет, врач.

Действие происходит в усадьбе Сорина осенним вечером.

Действие 1

Одна из гостиных в доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в рабочий кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь на террасу. Кроме обычной гостиной мебели в правом углу письменный стол, возле левой двери турецкий диван, шкаф с книгами, книги на окнах, на стульях. Повсюду – и на шкафу, и на полках, и просто на полу – стоят чучела зверей и.....

Шамраев. Сама виновата, что вышла за это ничтожество. Мы с матерью тебе говорили. Нужно было уехать в Тверь, я же подыскал тебе отличное место гувернатки – в хорошем доме, двадцать пять рублей на всем готовом!

Медведенко (Тригорину жалобно). Это про меня – «ничтожество». В моем присутствии. И всегда так.

Аркадина (недовольна тем, что разговор сосредоточен не на ней). Мой бедный, бедный мальчик. Я была тебе скверной матерью, я была слишком увлечена искусством и собой – да-да, собой. Это вечное проклятье актрисы – жить перед зеркалом, жадно вглядываться в него и видеть только собственное, всегда только собственное лицо. Мой милый, бесталанный, нелюбимый мальчик… Ты – единственный, кому я была по-настоящему нужна. Теперь лежишь там ничком, окровавленный, раскинув руки. Ты звал меня, долго звал, а я все не шла, и вот твой зов утих…

Почтительная пауза.

Дорн. Скажите-ка, как вас, Семен Семенович, вы ведь, кажется, примерный отец? Помнится, вы собирались идти домой пешком, невзирая на шесть верст и непогоду? Я слышал, как вы об этом говорили какой-нибудь час назад. Отчего же все-таки остались? (Подходит к Медведенке и смотрит на него в упор.)

Шамраев (вполголоса Тригорину). Знакомый текст, где-то я его уже слышал. Это из какой-то пьесы?

Тригорин (кивнув). Евгений Сергеевич, а знаете что, давайте-ка лучше я. У меня там в повести описан проницательный сыщик. Попробую представить себя на его месте.

Дорн (усмехнувшись). Сделайте милость, а то я не знаю, как и подступиться.

Тригорин. Подступимся по всей дедуктивной науке.

Медведенко (заинтересованно). Какой науке? Дедуктивной? Я про такую не слыхал. Верно, какая-нибудь из новых.

Тригорин. На самом деле это только так говорится, что наука. Обычная наблюдательность и умение делать логические выводы.

Дорн. Наблюдательность – это превосходно. Вот объясните-ка мне одну штуковину. Вы давеча сказали, что у вас с криминальной повестью «никак не выходило». Так? Я не ослышался?

Тригорин (нетерпеливо). Про литературу поговорим после. Сначала, если не возражаете, давайте выясним, кто убил Константина Гавриловича. И тут бросается в глаза одно любопытное обстоятельство…

Шамраев. Какое?