Генрих Бёлль

Дети - тоже гражданские лица

— Нельзя, — мрачно сказал постовой.

— Почему? — спросил я.

— Потому. Запрещено, и все.

— Но почему запрещено?

— Потому, глупая твоя башка, что больным вообще запрещено выходить за ограду.

— Я же не больной, а раненый, — приосанился я.

Постовой смерил меня презрительным взглядом:

— Видать, тебя в первый раз зацепило, а то б ты знал, что раненые — тоже больные. Ну, давай, давай, вали отсюда.

Но до меня по-прежнему не доходило.

— Послушай, — сказал я, — я только хочу купить пирожных вон у той девчонки, только и всего.

И я указал пальцем на улицу, где под снежной порошей стояла маленькая и славненькая русская девочка, торговавшая пирожными.

— А ну давай назад!

Снег тихо падал в огромные лужи на черном школьном дворе. Девочка терпеливо стояла там, то и дело тихонько выкрикивая: «Кухены...[1] Кухены...»

— Слышь, — сказал я постовому, — у меня уже текут слюнки, ну ты хоть ее-то впусти.

— Гражданским лицам вход запрещен.

— Ну ты даешь, — сказал я, — ведь она всего-навсего ребенок.

Он опять обдал меня презрением:

«А, вот почему они стоят, как и все прочие», — подумал я.

Девочка улыбалась.

— Гут? — спрашивала она. — Гут?

Я только кивал, жуя. Холода я не чувствовал, на голове у меня была толстенная повязка, и выглядел я, как Теодор Кёрнер[2]. Я попробовал еще пирожное с кремом, оно тоже растаяло во рту. И тут же у меня снова потекли слюнки...

— Знаешь, — тихо сказал я, — возьму-ка я все, сколько их у тебя?

Она стала прилежно считать, пересчитывать их своим тонким и нежным, не совсем чистым, указательным пальчиком, а я тем временем заглотнул еще трубочку — с орехами. Было очень тихо, и мне почти казалось, будто снежные хлопья ткут в воздухе прозрачную пряжу. Считала девочка медленно, несколько раз сбивалась, так что я в терпеливом ожидании успел неторопливо съесть еще две штуки. Наконец она резко вскинула на меня свои глаза, высоко задрав головку; белки ее глаз отливали нежной голубизной, как снятое молоко. Она прощебетала мне что-то по-русски, но я только улыбнулся, пожав плечами, и тогда она нагнулась и своим довольно грязным пальчиком написала на снегу цифру «45»; я добавил.....