Генрих Бёлль

И не сказал ни единого слова…

I

После работы я пошел в кассу получать жалованье. У окошечка стояло очень много народу, и я прождал полчаса, прежде чем подал квитанцию и увидел, как кассир протянул ее девушке в желтой кофточке. Девушка подошла к кипе учетных карточек, вытащила мою и, сказав: «Все в порядке», — вернула квитанцию кассиру, который отсчитал мне своими чисто вымытыми руками деньги на мраморной доске. Пересчитав их, я протиснулся сквозь толпу и подошел к маленькому столику у двери, чтобы вложить деньги в конверт и написать записку жене. На столике лежали розовые бланки приходных ордеров, я взял один из них и написал на оборотной стороне карандашом: «Мне надо встретиться с тобой завтра. Позвоню тебе до двух часов». Вложив записку в конверт, я засунул туда же деньги и лизнул языком края конверта, но, поколебавшись секунду, снова вынул деньги, разыскал в пачке десятимарковую бумажку и положил ее в карман пальто. Записку я тоже вытащил из конверта и приписал к ней еще несколько слов: «Десять марок взял себе. Завтра верну. Целую детей. Фред». Но теперь конверт не заклеивался, и я подошел к окошку с надписью «Вклады», где никого не было. Де.....

— Нет, спасибо, — сказала я.

— Почему? Разве вам не нравится, как они пахнут?

— Нет, мне нравится, как они пахнут, — сказала я, с дрожью думая о том неизвестном, которому она будет принадлежать, — они действительно хороши, но у меня нет при себе денег.

При слове «деньги», старик у печки встал, зашел за стойку, остановился рядом с девушкой и сказал:

— Деньги… но вы можете заплатить и позже. Вам же хочется попробовать. Правда?

— Да, — ответила я.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила девушка.

Я отошла немного назад и села к столику рядом с детьми.

— Кофе тоже подать? — крикнула девушка.

— Да, пожалуйста, — сказала я.

Старик положил на тарелку три пончика и подал мне. Он остановился рядом со мной.

— Большое спасибо, — сказала я. — Но вы ведь не знаете меня.

Он улыбнулся, вынул руки из-за спины и, неловко держа их на животе, пробормотал:

— Не беспокойтесь.

Я кивнула в сторону слабоумного, который все еще сидел на пороге.

— Это ваш сын?

— Сын, — сказал он тихо, — а она — моя дочь.

Мне казалось, что я плыву за Кэте по серой воде, и мое сердце так часто билось, что я не мог сосчитать его ударов; и я опять испугался, когда Кэте вошла в монастырскую церковь и за ней захлопнулась черная, обитая кожей дверь.

Только сейчас я заметил, что сигарета, которую я закурил, проходя мимо швейцара в канцелярии, еще дымилась, я бросил ее, осторожно открыл дверь в церковь и услышал звуки органа; потом опять перешел через площадь, сел на лавочку и стал ждать.

Я ждал долго, пытаясь представить себе, как было сегодня утром, когда Кэте садилась в автобус, но я не мог этого представить: я чувствовал себя потерянным, мне казалось, что я безвольно плыву, уносимый вдаль бесконечным потоком, и я ничего не замечал вокруг себя, кроме двери в церковь, из которой должна была выйти Кэте.

Но когда она действительно вышла, я не сразу понял, что это она; Кэте пошла быстрее, цветы с длинными стеблями она положила сверху в сумку; мне пришлось ускорить шаги, чтобы не отстать от нее, она быстро повернул.....