Начало
Пэлем Гринвел Вудхауз ЧЕСТЬ МАЛЛИНЕРОВ Небольшой кружок мыслителей, собиравшийся в баре, обсуждал некое дело о нарушении брачных обещаний, за которое ухватились газеты, и Виски-с-Содовой не мог понять, как же удается эти обещания нарушать. — Нет, — настаивал он, — как они решаются? Лев и тот не посмеет. Вот я, например, был смелый человек, но если бы вы меня попросили порвать с моей будущей женой — кстати, тогда ее звали мисс Бутл, из Бэлемских Бутлов, — я бы отказался. А посмотришь — только это и делают. Бросают. Вдумчивый Гоголь-Моголь-с-Ромом заметил, что большое подспорье телефон. Джин-с-Тоником предпочитал фальшивую бороду. — Раз — и готово, — поведал он. — Покупаешь бороду, пишешь письмо и в этой самой бороде уезжаешь в Канаду. Полпинты Пива считал, что джентльмену это не пристало. Джин-с-Тоником с ним не согласился. Чтобы выяснить, где истина, они обратились к мистеру Маллинеру. — Вот вы, — сказал Полпинты, — пошли бы на такой обман? Купили бы бороду? Мистер Маллинер мягко улыбнулся. Середина
— Пойдем завтра в «Савой», — сказала тем временем невеста. — Это надо отпраздновать. — Пойдем, — рассеяно согласился он, думая о том, есть ли поблизости театральное агентство. Назавтра в половине двенадцатого Арчибальд поднимался по сомнительной лестнице, которая вела в офис Изадора Макколума, театрального агента, известного тем, что он чаще всех других обещал сообщить, если что подвернется. Итак, Арчибальд шел к нему. Состояние у него было примерно такое, как у Гамлета: разум говорил ему «надо», он говорил разуму «не хочется». Пока он колебался, наверху хлопнула дверь, кто-то побежал по ступенькам, и тяжелое тело, стукнувшись об него, покатилось с ним вместе к входной двери. Когда, пролетев этот утлый барьер, племянник мой стал приводить себя в порядок, он понял, что рядом, на мостовой, толстая особа в розовом платье, с обесцвеченными волосами. Какое-то время она пыхтела с истинно трагическим пылом. — Ой, извиняюсь! — вскричала она, отпыхтевшись. — Здорово я вас? — Нет, что вы, — отвечал Арчибальд, вправляя какое-то ребро. — Бегу как угорелая… — Ничего, ничего. Конец
— Дело ваше. Возьму тот текст, как раз подойдет. Сократить немного… Ничего, если я вас назову «бессердечный кобель, который пятнает славное имя британца»? — Пожалуйста, пожалуйста. — Большой был успех. Ну, ладно. Ждите. В четверть десятого. Казалось бы, все улажено, но Арчибальд облегчения не испытывал. Когда он сидел в «Савое», ковыряя что-то съедобное, его не утешала мысль, что он выполняет свой долг, как истинный Маллинер. Да, думал он, нелегка верность семейной традиции. То ли дело написать письмо, уехать куда-нибудь и затаиться, пока все не утихнет. Но нет, сиди и жди, пока тебя опозорят при всем честном ресторане. Своей незапятнанной репутацией он очень гордился. Приятно думать, гуляя по Лондону, что люди шепчут: «Это Маллинер, ну, который так замечательно кудахтает». Теперь будут шептать: «Это Маллинер, ну, который так опозорился в „Савое“. Мысли эти не стали приятнее, когда он подумал, что в порыве вдохновения сообщница может забыть об их джентльменском уговоре. Брюки действительно шьют из тонкой ткани.
|