Начало
Борис Акунин, Григорий Чхартишвили Кладбищенские истории Разъяснение Я писал эту книгу долго, по одному-два кусочка в год. Не такая это тема, чтобы суетиться, да и потом было ощущение, что это не просто книга, а некий путь, который мне нужно пройти, и тут вприпрыжку скакать негоже – можно с разбегу пропустить поворот и сбиться с дороги. Иногда я чувствовал, что пора остановиться, дождаться следующего сигнала, зовущего дальше. Дорога эта оказалась длиной в целых пять лет. Началась от стены старого московского кладбища и увела меня очень-очень далеко. За это время многое изменилось, «и сам, подвластный общему закону, переменился я» – раздвоился на резонера Григория Чхартишвили и массовика-затейника Бориса Акунина, так что книжку дописывали уже вдвоем: первый занимался эссеистическими фрагментами, второй беллетристическими. Еще я узнал, что я тафофил, «любитель кладбищ» – оказывается, существует на свете такое экзотическое хобби (а у некоторых и мания). Но тафофилом меня можно назвать лишь условно – я не коллекционировал кладбища и могилы, меня занимала Тайна Прошедшего Времени: куда оно девается и что происходит с людьми, его населявшими? Середина
Леньков аж завизжал: – «После пришьешь!» Это ты меня пришьешь, козел! Сдохну, точно сдохну, стучало у него в голове. От болевого шока, или кровь не свернется, или еще от чего-нибудь. Сто процентов. Пальцем тут не отделаешься. Румяный сказал: «Мы не расстанемся с тобой». – Кротик, – жалобно сказал Леньков. – Давай объясним всё клиенту, а? Попрошу отсрочки. Чтоб не гноился, дам скидку. Процентов десять, а? Прокаливая лезвие огнем зажигалки, Крот спокойно сказал: – Сто штук баксов? Будешь дурить, чикну в сердце. А потом сниму перстак без одеколона. За сто штук – легко. – Хорошо, – слабым голосом произнес Паша. – Я только в баре льду возьму. И вина глотну для храбрости, ладно? Он вынул из холодильника коллекционный «Дом Периньон» 1983 года. Заранее приготовил – добычу обмывать. Хлопнул пробкой, отпил прямо из горлышка. Поперхнулся. – Давай, режь. Когда же Крот склонился над пальцем, со всей силы стукнул его увесистой бутылкой по макушке. Партнер без звука рухнул лицом на ковер, а Паша подхватил пиджак и кинулся вон из номера. Конец
– Что может быть ужасного в лучезарном свете? Ты ведь помнишь, как очевидцы – люди, которые оттуда вернулись, – описывают восторг, охвативший всё их существо? Да и потом, – в выцветших глазах Очень Старого Писателя сверкнули искорки, чего она не видела уже много-много лет. – Ужасное – это так интересно! С тобой и со мной столько лет не происходило ничего ужасного! Представляешь, попадаем мы с тобой в сияющий чертог, а грозный глас как возопит: «Ага, голубчики, сейчас вы мне за всё ответите!» Задребезжал своим кашляющим смехом – и всё испортил. – Ну тебя с твоими дурацкими разговорами, – отрезала она. – Лучше бы щенков покормил. Расплодил живности, а теперь отлыниваешь. И Очень Старый Писатель отправился на псарню – с явной неохотой. А ведь когда-то мог возиться с собаками по несколько часов кряду, не дозовешься. Сколько было радости, когда рождались новые щенки… Она вышла на веранду с книжкой. Половина четвертого, еще только половина.....
|