Начало
Пэлем Гринвел Вудхауз Находчивость Дживса (Дживс и Вустер — 8) Я с негодованием уставился на него: — Ни слова больше, Дживс. Это уже слишком! Шляпы — да. Носки — да. Пиджаки, брюки, рубашки, галстуки, воротники — во всем этом я полагаюсь на ваш вкус. Но фарфоровая ваза, — нет, уж увольте! — Слушаю, сэр. — Вы говорите, что ваза нарушает стиль комнаты. А мне она нравится. Я считаю ее художественной, во всяком случае, стоящей заплаченных за нее пятнадцати шиллингов. — Очень хорошо, сэр. — Итак, с этим покончено. Если будут спрашивать, то я буду у мистера Сипперлея, в редакции «Майфэр Газетт». Я вышел, недовольный Дживсом. Недавно, бродя по Стренду, я попал на один из тех аукционов, куда вас затаскивают почти насильно с улицы за рукав, и купил китайскую вазу с пурпурными драконами, птицами, собаками, змеями и странным зверем вроде леопарда. Весь этот зверинец теперь стоял на полке над дверью моего кабинета. Ваза мне нравилась. Она была очень ярка и декоративна. Вот почему я так напал на Дживса, который начал ее критиковать. Разве в обязанности камердинера входит критика китайского фарфора? Середина
— Но зачем он станет валяться в муке, сэр? — Не по своей доброй воле, разумеется. Мука будет привешена над дверью и упадет вниз в силу закона тяготения. Я хочу поставить капкан на этого Уотербюри, Дживс. — Но, сэр, я не думаю, чтобы… Я поднял руку. — Молчание! Это еще не все. Вы не забыли, надеюсь, Дживс, что Сиппи любит мисс Мун? — Нет, сэр. — Избавившись от страха перед Уотербюри, Сиппи решится, наконец, признаться ей в любви и добьется успеха. — Но, сэр… — Дживс! — сказал я сурово. — Мне не всегда удается придумывать удачный план, и с вашей стороны нетактично говорить «но, сэр» таким тоном. Тем более, что мой план совершенно безошибочен. Если вы замечаете в нем некоторые погрешности, я охотно выслушаю вас. — Но, сэр… — Опять «но», Дживс! — Простите, сэр. Мне хотелось лишь сказать, что ваш подход к положению неправилен. — То есть как это? — Я полагал бы, что мистеру Сипперлею следует сперва объясниться с мисс Мун. Тогда, с радости, он наберется храбрости и для разрыва с инспектором. — Да, но как он решится на объяснение с ней, хотел бы я знать? Конец
— Говорят, что для урожая необходим дождь. — В самом деле? На этом закончилась наша беседа. Он снова уткнулся в газету, а я сел в кресло и стал сосать набалдашник палки. Наступило молчание. Не знаю, прошло ли два часа или пять минут, но вдруг послышались шаги и какие-то звуки похожие на вой. Уотербюри встрепенулся, я тоже. В кабинет вошел Сиппи, напевая: — Я вас люблю, я вас люблю, вот все, что я могу сказать. Я вас люблю… Вот все, что я… Он резко оборвал пение. — Хелло! — сказал он. Я был поражен. Еще вчера Сиппи имел жалкий, изнуренный вид. Испитое лицо, темные круги под глазами. А теперь выглядел превосходно. Горящие глаза, улыбающиеся губы. — Хелло, Берти! Хелло, Уотербюри! Я немного опоздал. Уотербюри насупился. — Да, вы опоздали. Вы заставили меня прождать более получаса, и я даром потерял время. — Очень сожалею! — весело отозвался Сиппи. — Вы хотите узнать судьбу вашей статьи о драматургах елизаветинской эпохи, которую оставили мне вчера, не так ли? Читал, читал. К сожалению, не подходит. — Как так?
|