Начало
Екатерина Вильмонт Умер-шмумер – Мама, ты слышала, Рабинович умер! – Ах, умер-шмумер, лишь бы был здоровенький! Старый еврейский анекдотВ жаркий майский день на залитой солнцем набережной Рейна за столиком кафе сидел мужчина. Он был не слишком молод, небрежно одет и небрит, но при этом весь его облик свидетельствовал о том, что он наслаждается жизнью. Перед ним стоял высокий стакан с пивом, вазочка с орешками. Он смотрел на медленно текущие воды Рейна и расслабленно вспоминал строчки «Лорелеи», застрявшие в мозгу еще со школьных лет: «Ich wei nicht, was soll es bedeuten, da ich so traurig bin».[1] Одним словом, ему было хорошо! Из этой приятной расслабленности его вырвал довольно резкий голос молоденького кельнера, который что-то быстро говорил смешному чернявому мальчонке с бойкими восточными глазами. Попрошайку гонит, лениво подумал мужчина, достал монетку и бросил парнишке. Тот на лету ее поймал и вприпрыжку унесся, по-видимому очень довольный. Кельнер покачал головой с явным осуждением. Не надо, мол, потакать этим туркам, и так уж от них спасу нет… Но, разумеется, ничего этого он не сказал.
Середина
– Ой, Влад, я долго спала? – Минут сорок! – обрадовался он. – И здорово храпела! – Храпела? Не ври! Я никогда не храплю! – Откуда ты можешь это знать? – Мне говорили… – Гриша? Он наврал! – Тогда почему ж ты меня не разбудил? – Жалко было! – Жалко? – каким-то странным голосом спросила она. – Тебе бывает кого-то жалко? – Что ты хочешь этим сказать? – разозлился он. – Ничего, просто спросила, я ведь половину своей жизни прожила без тебя и не знаю, каким ты стал. – Каким я был, таким я и остался… – дурным голосом пропел он, – орел степной, казак лихой… А ты чего молчишь? Должна подхватить – зачем, зачем ты снова повстречался, зачем нарушил мой покой! – Что это ты раздухарился? – засмеялась она. – А черт его знает, просто мне вдруг стало так хорошо… Скорость, дорога, ты и, конечно, язык… До чего приятн.....
Конец
– Она просидела там около полугода, ее мать и Марк Лернер сводили землю с небом, чтобы ее вытащить, но помогло то, что у нее обнаружили тяжелую форму туберкулеза и сочли за благо выкинуть из больницы. Вот тут-то мы и познакомились, я ее лечила. И с Аллочкой они вскоре очень сдружились, хоть я поначалу это и не одобряла. Она не хотела лечиться, хотела умереть, она была сломлена совершенно, но Марк… Как же он ухаживал за ней, как любил… Они поженились, когда ей стало лучше, но ничего хорошего из этого брака не вышло… – Об этом она мне говорила, но как-то вскользь, – потрясенно произнес он. – А что дальше? – Дальше? Она ушла от Марка, жила с матерью, но вскоре у матери случился инсульт, ее парализовало, и Ника три года была буквально прикована к ней, денег не было, она как-то перебивалась, друзья помогали по мере сил, потом мать умерла – и Ника исчезла. – Как – исчезла? – Исчезла! Уехала куда-то, только изредка звонила… Оказалось, она жила в какой-то глуши, вышла замуж за провинциального художника, но потом вернулась и зажила довольно весело… Чересчур весело, я бы сказала… – Что вы имеете в виду?
|