Начало
Морис Дрюон Сильные мира сего Посвящается маркизе де Бриссак, княгине фон Аренберг Пролог Стены больничной палаты, деревянная мебель – все, вплоть до металлической кровати, было выкрашено эмалевой краской, все прекрасно мылось и сияло ослепительной белизной. Из матового тюльпана, укрепленного над изголовьем, струился электрический свет – такой же ослепительно белый и резкий; он падал на простыни, на бледную роженицу, с трудом поднимавшую веки, на колыбель, на шестерых посетителей. – Все ваши хваленые доводы не заставят меня переменить мнение, и война тут тоже ни при чем, – произнес маркиз де Ла Моннери. – Я решительно против этой новой моды – рожать в больницах. Маркизу было семьдесят четыре года, он доводился роженице дядей. Его лысую голову окаймлял на затылке венчик жестких белых волос, торчавших, как хохол у попугая. – Наши матери не были такими неженками! – продолжал он. – Они рожали здоровых детей и прекрасно обходились без этих чертовых хирургов и сиделок, без снадобий, которые только отравляют организм. Они полагались на природу, и через два дня на их щеках уже расцветал румянец. А что теперь?.. Вы только взгляните на эту ..... Середина
Он был убежден, что его претензии к сыну вполне справедливы. К счастью, он предугадал, что именно так оно и обернется, все предусмотрел еще в то время, когда только задумал разделить сферу их деятельности. И сейчас он порадовался своей проницательности. «Я знал, у него не хватит пороху!..» – сказал он себе. И пригласил Люсьена Моблана. 7 Баронесса Адель Шудлер в светло-сером костюме, в вуалетке, закрывавшей верхнюю часть лица, собиралась уже выйти из дому, когда столкнулась в вестибюле лицом к лицу со своим первым мужем Люсьеном Мобланом. Они не виделись лет пять, не разговаривали лет десять, а расстались уже почти тридцать пять лет назад. К ней приближался мертвец, хуже, чем мертвец, – тот, кого заживо хоронишь в глубинах своей души. – Ваш новый супруг просил меня зайти к нему, – сказал он, наклоняя свою уродливую голову к ее протянутой руке. От совместной жизни с Мобланом, длившейся шесть месяцев, у баронессы Шудлер остались самые отвратительные воспоминания; время частично изгладило их, но прочная ненависть, вызванная мерзкой б..... Конец
– Вы благоразумны?.. Вполне благоразумны?.. Ну, если вы благоразумны… Он протянул руку к столику, где лежали маленькие пакетики. – Это вам, возьмите, они вам к лицу. – Спасибо, – сказала Изабелла, беря пакетики. Она говорила с трудом, слова не шли у нее с языка. – Как хорошо, что вы не отказываетесь, – вырвалось у Люлю. – Есть ли у вас какие-нибудь поручения? – спросила Изабелла. – В чем вы нуждаетесь? Что бы вам доставило удовольствие? – Ничего… Нет, нет, ничего… Я ни в чем не нуждаюсь, за мной прекрасно ухаживают, со мной необыкновенно любезны, – ответил Люлю, опасливо оглянувшись на старшего служителя. Потом, потянув Изабеллу за рукав, он прошептал: – Скажите моему брату Жану, что я хочу пойти к маме, она нас не станет бранить… Изабелла молча кивнула головой и прикрыла рукой глаза. Хотя Люлю никогда не внушал к себе уважения, но все же этот человек, обладавший и до сих пор огромным состоянием, и ценностями, куда более реальными, чем завернутые в бумагу камешки, лежавшие на его ночном столике, этот король игорных домов и ночных ресторанов, которого отставной сержант колониальных войск называл пап.....
|