Начало
О. Генри АПОЛОГЕТ ПОГОДЫ Если вы заговорите о резервации кайова[1] со средним ньюйоркцем, он скорее всего не поймет, о чем вы ведете речь: об очередном политическом трюке в Олбани или о лейтмотиве из «Парсифаля». Зато к обитателям этого заповедного края уже успела поступить информация о существовании Нью-Йорка. Как-то раз мы целой компанией охотились в этой резервации. Однажды вечером Бад Кингсбери — наш проводник, философ и друг — поджаривал в лагере мясо антилопы. Один из членов нашей группы, юноша с щеголеватой прической и в традиционном охотничьем костюме, подошел к костру прикурить и небрежно бросил Баду: — Славный вечерок! — Да, — ответил Бад, — славный, как любой вечерок, на котором не стоит бродвейское клеймо «одобрено». Мы знали, что юноша действительно из Нью-Йорка, но не могли понять, как Бад догадался об этом. Так что когда мясо было изжарено, мы попросили его объяснить, с помощью каких умозаключений он пришел к этому выводу. И поскольку Бад всегда охотно отзывался на подобные просьбы, он с готовностью ответил нам следующим образом: Середина
— Знаешь что, — говорит Саммерс, — он и не собирался заводить с тобой беседу. Так уж принято здесь в Нью-Йорке. Ты ведь часто к ним ходишь, вот он и сказал тебе пару слов, просто чтобы выразить свою благодарность. Ты вовсе не обязан был ему отвечать. Этим мы обычно и ограничиваемся в общении со случайными людьми. Одно маленькое замечание о погоде отнюдь не считается поводом для дальнейшего знакомства. — Билли, — говорю я, — погода и все ее составляющие всегда были для меня серьезным предметом. Метеорология — это мое больное место. Никто не смеет поднимать при мне вопросы температуры, влажности и яркости солнечного света, если он не готов двинуться дальше и обсудить хотя бы показания барометра. Я собираюсь вернуться к тому человеку и научить его искусству продолжительной беседы. Ты говоришь, что по нью-йоркскому этикету можно ограничиться двумя словами, не требующими ответа. Ну а я заставлю е..... Конец
— Славный денек! Он был там вроде управляющего и уж, наверно, не меньше десяти раз видел меня в своем учреждении. Лицо у него было как у рыбы, а взгляд как у Иуды, но я встал и обнял его за плечи. — Дружище, — говорю я, — денек нынче и правда славный. Вы первый джентльмен в Нью-Йорке, заметивший, что многообразие человеческой речи вовсе не составляет монополию вашего покорного слуги Уильяма Кингсбери. Но не находите ли вы, — говорю я, — что ранним утром было чересчур свежо; и не чувствуется ли в атмосфере признаков надвигающегося дождя? Впрочем, в районе полудня и впрямь была исключительная погода. Ну а как у вас вообще идут дела? Кафе, наверное, приносит неплохие дивиденды? И представляете себе: в ответ на все мои любезности этот олух вдруг поворачивается ко мне спиной и шагает прочь без единого звука! Я не знал, что и подумать. Тем же вечером я получил записку от Саммерса, который был в отъезде, а теперь сообщал мне свои координаты. Я отправился к нему домой и отвел наконец душу в неторопливом, обс.....
|