Творчество Мэрдок многослойно, оно включает в себя голоса мыслителей и поэтов разных стран и времен; ее равно вдохновляют Платон и Сартр, Шекспир и Эллиот, Блейк и Пушкин. "Чужие голоса", вплетаясь в ткань ее прозы, образуют сложную "полифонию". Писательница соглашается или спорит с ними, давая свое прочтение старых текстов и предлагая новые, созданные ею самой. Размышляя о художественном творчестве, своем и чужом, Мэрдок не раз замечала, что более всего ценит в нем то свойство, которое она называет "контингентностью". Здесь множество значений и оттенков – и слитность, и зависимость от случайного поворота событий, и непредсказуемость… В том смысле, в каком непредсказуем ПОТОК – именно поток, это излюбленное словцо Мэрдок – жизни или человеческий характер, та самая чужая душа, которая, как известно, потемки. Высшим проявлением "контингентности" писательница всегда считала русскую литературу, которую очень ценит (она даже выучила русский язык для того, чтобы читать любимых ею авторов в оригинале), противопоставляя литературе "льющейся" – "кристаллическую". Замечательным представителем последней ей кажется Уильям Голдинг, автор "Повелителя мух" и "Шпиля". В сущности, речь здесь ид.....

АМБРОУЗ. Взгляните в окно, сын мой.

БАЗИЛЬ. Питер говорит, вроде погода меняется. Обещает чуть ли не солнце. Господин Грюндих тут же уедет, как установится санная погода.

АМБРОУЗ. Что там, за окном?

БАЗИЛЬ. Двор, конюшня, амбар, шпиль вашей развалюхи церкви. А дальше лес. И снег кругом.

АМБРОУЗ. Что еще?

БАЗИЛЬ. Надгробный камень на отцовской могиле. Он его сам вытесал. Такой огромный камень, даже сейчас из-под снега торчит.

АМБРОУЗ. Вы побывали уже на могиле отца?

БАЗИЛЬ. Нет.

АМБРОУЗ. Надо сходить.

БАЗИЛЬ. У меня нет отца. Вы будете мне отцом. Добрым и хорошим.

АМБРОУЗ. На мне слишком много грехов, я стар, я гнусь под их бременем и скоро умру. Уж кому-кому, а вам в отцы я никак не гожусь. Я же тут приживал, вы меня кормите и поите, обуваете-одеваете… Отцу вашему я хоть как-то служил: он исповедовался, облегчал свою душу.

БАЗИЛЬ. Да-да, я понимаю.

АМБРОУЗ. Сходите на могилу, сын мой.

БАЗИЛЬ. Нет. Пускай один гниет. Я вас шокирую?

МАКСИМ. Ах да. Вы женитесь на моей матери.

БАЗИЛЬ. Твоя мать выходит замуж за Питера Джека. Отнесись к таинству брака с уважением. Я понимаю… с Мики… ужасно… Но мы потом все выясним, позже. Простите, святой отец. Продолжайте. Я думаю, нет причин прерывать.

МАКСИМ. Уже и смерть не причина? Подумаешь, мальчишка-поваренок, мошка-букашка.

К Ориане.

Вы называли его своим маленьким пажом. Вот он – он умер! А вы и слезы не прольете?

БАЗИЛЬ. Это трагическая нелепость, несчастный случай…

МАКСИМ. Нет, это итог! Неизбежный итог! Никому в доме он не был нужен, никто его не любил, кроме цыгана, да и тот…

МАРИНА. Патрис ушел?

МАКСИМ. Да. Ушел в самую метель. И я желаю ему тоже замерзнуть – как бродячему псу. И о нем ты, мама, не позабыла спросить? Двух мужей мало – третий понадобился?

АМБРОУЗ. Иди, сын мой. Поговорим позже.

МАКСИМ. А, пастырь вместе с паствой! Как же иначе. И у вас правда не в чести. Все хотите сокрыть и позабыть. Не выйдет. Кончилось время тайн.

Обращаясь к Базилю.

Я обвиняю вас в смерти этого ребенка.

БАЗИЛЬ. Но я ни в чем не виноват.