Начало
Джон Стейнбек Старший и младший I На улицах маленького калифорнийского городка было уже темно, когда двое мужчин вышли из закусочной и уверенно зашагали по закоулкам. Возле консервных заводов стоял тяжелый, сладковатый запах забродивших фруктов. У перекрестков ветер раскачивал в вышине голубоватые дуговые фонари, отчего тени телефонных проводов метались по земле. Старые деревянные дома были безмолвны и безжизненны. В их грязных окнах уныло отражались уличные огни. Мужчины были примерно одного роста, но один был много старше другого. Оба были коротко острижены, оба носили синие рабочие брюки. На старшем была куртка, на младшем – синий свитер с высоким воротом. Они мерно шагали по темной улице, и деревянные дома откликались эхом на их шаги. Младший стал насвистывать «Приходи ко мне, мой грустный бэби». – Проклятый мотив никак не идет из головы. Преследует весь день. И ведь песня-то старая, – сказал он, резко оборвав мелодию. Его спутник повернулся к нему. – Ты боишься, Рут. Скажи откровенно. Ты чертовски боишься.
Середина
В открытую дверь теперь ясно были слышны ночные звуки: шуршание сухих листьев акации на дороге, размеренный лай собаки. В тусклом свете керосиновой лампы черно-красный портрет на стене казался грозным. Нижний край его снова взметнулся в воздух. Дик оглянулся на портрет. – Послушай, малыш, – сказал он тихо. – Я знаю, ты боишься. Если тебя одолевает страх, гляди на него. – Он показал пальцем на портрет. – Он не боялся. Ты только вспомни, что он сделал. Юноша поглядел на портрет. – Ты думаешь, он никогда не боялся? – Если и боялся, то никто и никогда об этом не знал. Заруби это себе на носу и никогда не выкладывай всем свои переживания. – Ты хороший человек, Дик. Не знаю, что я буду делать, когда меня пошлют одного. – Все будет в порядке, малыш. В тебе есть хорошая закваска. Я знаю людей. Просто ты еще не был под огнем. Рут быстро обернулся к двери. – Послушай! Кто-то идет. – Брось ты морочить себе голову! Когда придут, тогда придут. – Давай закроем дверь. Вроде холодно стало. Постой-ка! Кто-то идет.
Конец
Лай собаки снова стал неторопливым и равнодушным. Сквозь открытую дверь было слышно, как порыв ветра погнал сухие листья. Портрет взметнулся и повис косо на одной кнопке. Рут подошел и приколол его снова. Где-то в городе взвизгнули автомобильные тормоза. – Ты что-нибудь слышишь, Дик? Они еще не идут? – Нет. – Послушай, Дик. Длинный Майк два дня пролежал со сломанной челюстью, прежде чем его нашли. Старший сердито обернулся. Он вынул из кармана сжатый кулак и, сощурившись, посмотрел на младшего. Потом подошел к нему и положил руку на плечо. – Слушай меня внимательно, малыш, – сказал он. – Я не много знаю, но я прошел уже через такие переделки. Говорю тебе наверняка. Когда это начнется… больно не будет. Я не знаю почему, но не будет. Если даже они убьют тебя, больно не будет. Он подошел к двери, выглянул, посмотрел в обе стороны и прислушался. – Что-нибудь слышно? – Нет. Ничего. – Почему… как ты думаешь, почему они медлят? – Почем я знаю!
|