Начало
Виктория Токарева Гладкое личико Виктория Токарева Она, как будто одна маленькая девочка, которую долго мучили окружающие, поэтому она очень хорошо знает, что такое – терпеть. Ее произведения содержат в себе такую атмосферу. Конечно, ее острота интуиции – это ее натура. Но мне кажется, ее мягкосердечие – поддерживать все, что есть, – дала ей эпоха, которую она пережила. Она не отвергает ничего. (Вместе с тем она не отвергает ни одного читателя.) Основой ее произведений является «вместимость», на вершине ее вспыхивает острота интуиции. В ее произведениях есть материнское мягкосердечие и материнский оптимизм. (Мать знает о том, что время продолжает рождать что-то плохое или хорошее. Значит, она знает о том, что история продолжает изменяться.) Токарева, так же как и остальные русские писатели, рассматривает «существование». Ее способ не сложен. Потому что ее произведения играют не способом, а остротой интуиции. Она не торопится и говорит шепотом читателям, как говорит шепотом себе. Поэтому, когда мы читаем ее произведения, мы повторяем шаги героя. События, которые происходят вокруг героя, мы переживаем как собст..... Середина
Бочаров вышел в коридор. Запер дверь. Коридорная сменилась. Сидела другая женщина, не потерявшая доверия к жизни... В знак доверия ее веки были густо запорошены голубыми тенями. Бочаров отдал ей ключ. В этот момент к коридорной подошел восточный человек в финском спортивном костюме. Дождавшись, когда Бочаров отошел к лифту, он тихо, озабоченно спросил: – Девушка, вы, случайно, не знаете, чем питаются божьи коровки? Дом генерала Куропаткина Когда садились за стол, прибежала кривая Дуся. – Ну я не могу! – Дуся всплеснула руками и остановилась на пороге в ожидании. – Опять дерется? – буднично спросила мать. Она жила в деревне с весны и знала все проблемы своих соседей. Своей семьи у Дуси не было, она воспитывала племянника Кольку. Колька превыше всего в жизни любил водку, и, когда Дуся отказывала ему в деньгах, он стучал по ней кулаками – не сильно, но настойчиво, выколачивая таким образом нужную сумму. – Я его, поганца, семимесячного с самой Плоскоши пешком в тряпках несла! – вспомнил..... Конец
Тетя Клава из вежливости подержала брошюру в руках. – Все на ярмарку, – проговорил Эдик. – А я с ярмарки. – С какой ярмарки? – не поняла тетя Клава. Ей почему-то представился Черемушкинский базар. – Жизнь прошла, – сказал Эдик. – И ничего хорошего не было... – Все-таки что-то было. – А помнишь, как ты меня любила? – неожиданно спросил Эдик. – Нет, – отреклась тетя Клава. – Не помню. – А я помню. Меня больше никто так не любил. – А жена у вас есть? – спросила тетя Клава. Эдик рассказал, что похоронил жену, и заплакал. Тетя Клава посмотрела на его рот, сложенный горькой подковкой, как у ребенка, и заплакала сама. И в кухню на цыпочках пробралась тихая уютная печаль. – Хочешь, поженимся? – вдруг предложил Эдик. – А зачем? – наивно удивилась тетя Клава. – Стариться будем вместе. – Но я уже не люблю тебя, – извинилась тетя Клава. – Так я же не любить зову, а стариться, – объяснил Эдик. – Тоже мне невеста... В кухню вошел петух. Видимо, ему надоело стоять на подоконнике.
|