Доминик Фернандез

На ладони ангела

роман-псевдоавтобиография

Пьера Паоло Пазолини

Шарлю Ф. Дюпеше посвящается

Мы описать способны хорошо лишь свое я, его приписывая другому.

I

1

Я родился в Болонье, 5 марта 1922 года. Сколько же всего, милый Дженнарьелло, уместилось в этих нескольких словах! И как же я рад, что душа твоя достаточно легка и чиста, а разум твой совсем еще юн и открыт зрелищу вселенского театра! Мне не придется искусственно запутывать порядок своего повествования, и мне не будет страшно начать с самого начала. Я обращаюсь именно к тебе, ты — мой единственный слушатель, и другие мне не нужны. Оставайся всегда тем неаполитанским мальчиком, которого я так люблю, живым, искренним, сильным духом и телом, готовым отдаться каждой новой книге с серьезностью ребенка из бедной семьи, который первый раз открывает для себя двери школы, но будь готов и отвергнуть любую книгу своим легким заразительным смехом, если автор наскучит тебе сложным и туманным стилем.

— Извините, — спросил я его, — а можно как-то подняться наверх?

Покачав головой, он дал мне лаконичный ответ, который только усилил мое любопытство и страх:

— Там, за хибарой цветочника. Но не советую. Это не для вас.

— Не для меня?

— Это ни для кого, — подытожил он и раздвинул ноги, встречая нового клиента.

За хибарой цветочника я обнаружил зигзагообразную дорожку, в кирпичной пыли которой запечатлелись раздвоенные следы конских копыт. Тропинка вскоре привела меня на самый верх. На вершине плато, ко.....

Он с удовольствием писал бы оперы. Александр Дюма, Стивенсон, Мелвиль, Конрад, Гоголь и особенно Стендаль укрепили в нем надежду на то, что через роман он сможет избежать несчастья иметь лишь одно я, одну национальность, один социальный статус, одну жизнь, один пол: преобразившись во столько двойников, сколько книг он сможет написать. Перевоплощаясь то в неаполитанского кастрата XVIII века («Порпорино»), то в поэта, жаждущего принести себя в жертву («На ладони ангела»), то в немецкого художника, влюбленного в Италию («Любовь»), то в жертву СПИДа («Слава парии»), то в своих собственных родителей («Порфирио и Констанция»), то в юную девушку из восточной страны («Кристель»), он раскрывал таким образом различные виртуальные стороны своего я. Каждая из этих книг, по его словам, была «воображаемой автобиографией». Его мало интересовали формальные исследования и .....