Начало
Стихи ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР Цена была умеренной. Район не вызывал особых возражений. Хозяйка обещала предоставить в мое распоряжение квартиру. Мне оставалось лишь чистосердечное признание: «Мадам, предупреждаю вас: я африканец». Безмолвие. Воспитанности ток, отрегулированный, как давленье в кабине самолета. Наконец сквозь золото зубов, сквозь толстый слой помады проник ошеломляющий вопрос: «Вы светло- или очень темнокожий?» Я не ослышался? Две кнопки: А и Б. Зловонное дыханье красной будки, а там, снаружи, красный двухэтажный автобус, сокрушающий асфальт. Обыденный, реальный мир! Стыдясь неловкого молчанья, изумленье покорно ожидало разъяснений. Еще вопрос — уже с другой эмфазой: «Вы темно- или очень светлокожий?» «Что вы имеете в виду, мадам? Молочный или чистый шоколад?» «Да». Подтверждение, как нож хирурга, безликость рассекало ярким светом. Настроившись на ту же частоту, «Цвет африканской сепии, — серьезно я пояснил. — Так значится в приметах».
Середина
Море было мне по колено, когда я ходил Морем в разведку, рабски благодаря За хлеб и соль. Я привел неприятельский флот В лилипутский порт. Я настаивал на милосердье К побежденным и пленным. Меня не желали слушать. Я предлагал быть посредником в переговорах. Лилипуты требовали истребленья Блефуску. Я грозил. На мое восстанье, восстанье раба, Они поглядели и ничего не сказали. Я побрел домой в бурном приливе их злобы. Обвинительные заключения тайных судов Эхом сплетен звенели под сводами замка: Во-первых, только с помощью Тайных Сил Мочевой пузырь человека способен издать Струю, способную потушить пылание Небесных светил, а посему, во-первых, Кощунственный осквернитель, способный принять Вспышку звезд за земную беду, по закону Является поджигателем, ибо только Лицо, стремившееся к поджогу, могло Принять огонь лилипутских душ за пожар. От смертной казни меня спасла невозможность Избавиться от мертвеца, равного весом Всему двору и населенью страны. Лейб-медики хором выразили опасенье,
Конец
И ускользнет В игре светляков — Пуповина тугой паутины веков. УЛИСС Отсюда, из тюрьмы, — моим студентам Однажды, отдавшись игре ума, Я смотрел, как на мутном стекле окна Дождевая капля тянуче текла Вниз — эта зыбкая дыба времен, Растянув мою мысль, превращала ее В монотонное эхо дождя, и он — Чтоб я не утратил своего бытия — Нанизывал кольца слов На растущие листья лет. Буря трепещет крылами: вверх — Рождение, вниз — смерть; Страсть дождя — повитуха-любовь Пеленает пришельца свивальником слов, А я, лунатик, коснувшийся вскользь Небес, пришелец, прошедший сквозь Вечную вереницу веков, Смотрю, как опавшие листья лет, Под пенным покровом дней, Питают живительный перегной И прорастают снова — в иной Ипостаси, и я ощущаю в ней Себя и серебряный след Бывших и вновь заходящих дождей — Они пронизывают до костей Немых первородных пришельцев-гостей, Одиноко бредущих во тьме. Так приятно играть тенями понятий... Время — мы уже касались его —
|