Карлос Руис Сафон

Марина

Однажды Марина сказала мне, что мы помним только то, чего никогда не было.

Лишь спустя много лет я понял эти слова.

Но лучше я начну рассказывать с начала, которое в данном случае было концом.

В мае 1980 я исчез на неделю. На протяжении семи дней и семи ночей никто не знал, где я. Друзья, товарищи, преподаватели и даже полицейские бросились на поиски беглеца, которого некоторые считали погибшим или затерявшимся в приступе амнезии среди улочек с сомнительной репутацией.

Неделю спустя полицейский в штатском вроде бы узнал в одном из прохожих объявленного в розыск юношу; он подходил под описание внешности пропавшего. Предполагаемый беглец бродил по Французскому вокзалу как заблудшая душа в соборе, окруженном железной решеткой и завесой тумана. Полицейский подошел ко мне с видом героя детективного романа. Он спросил, я ли Оскар Драй — юноша, бесследно пропавший из интерната, в котором учился. Я кивнул. В стеклах его очков отражался свод вокзала.

Мы сели на скамью перрона. Полицейский спокойно зажег сигарету, но не подносил ее к губам.

— К концу 1945 «Вело Гранелл» фактически обанкротилась, — продолжил Флориан. — Три главных банка Барселоны заморозили счета компании, а ее акции были изъяты из обращения. Без притока финансов стена из армии юристов и запутанной сети компаний-призраков рухнула как карточный домик. Дни величия и могущества были позади. Большой королевский театр был закрыт со дня трагедии, обезобразившей Еву Иринову, и к 1945 году лежал в руинах. Фабрика и мастерские закрылись. Активы предприятия были конфискованы. Слухи распространялись, словно гангрена. Кольвеник, сохраняя хладнокровие, решил организовать в Лонха-Де-Барселона фуршет, чтобы убедить всех, что у него все под контролем. Он выслал приглашения всем крупным акционерам, могущественным семьям Барселоны…

В тот вечер дождь лил как из ведра. Лонха была украшена, словно сказочный замок. В десятом часу вечера прислуга самых богатых людей города, многие из которых были Кольвенику должны, принесла от своих хозяев записки с извинениями. Когда я приехал, было уже за полночь. Кольвеник сидел в зале один, наряженный в великолепный фрак и раскуривая дорогую сигару из Вены. Он поприветствовал.....

Его слова повисли в тишине.

Мы всегда слышим то, что хотим. А этого я слышать не желал. Шелли твердо выдержал мой взгляд. Мне показалось, что он прекрасно понимал мое отчаяние, и воспоминания, которые у него всплывали при взгляде на меня, пугали его. Я с удивлением обнаружил, что был готов пойти дорогой Кольвеника, если бы у меня была возможность. Я его больше никогда не осуждал.

— Пространство людей — это жизнь, — сказал доктор. — Смерть нам не принадлежит.

Я почувствовал ужасную усталость. Хотелось просто покориться неизбежному.

Я повернулся к выходу и сделал несколько шагов. Тут Шелли окликнул меня.

— Ты же был там, да? — спросил он меня.

Я кивнул.

— Мария покоится с миром, доктор.

В его глазах блеснули слезы. Он протянул мне руку, и я пожал ее.

— Спасибо.

Больше я его не видел.

К концу той недели Марина пришла в себя и была выписана из интенсивной терапии. Ее перевели в палату на втором этаже, окна которой выходили на район Орта. Она была там одна. Марина больше не писала в своей книге и едва могла нагнуться, чтобы взглянуть на св.....