Начало
Джеффри Дивер Двенадцатая карта Памяти Кристофера Рива, образца мужества, символа надежды Есть родственники, а есть предки; предков ты выбираешь сам. На их ценностях строится твоя личность. Ральф Эллисон Часть I Человек на три пятых ВТОРНИК, 9 ОКТЯБРЯ Глава 1 Пот и слезы заливают лицо. Он бежит навстречу свободе, бежит что есть сил. – Вон он! Сюда! Бывший раб не знает, откуда донесся крик. Сзади? Слева? Справа? С верхних этажей обветшалых домов по обеим сторонам грязной улицы? Июльский зной густ, как парафиновое масло. Худой человек прыгает через кучу конского навоза. В этой части города никто не убирает. Рядом с поддоном, высоко заставленным бочками, Чарлз Синглтон останавливается, чтобы перевести дух. Гремит выстрел. Мимо. Звук переносит его на войну: он, в пыльном синем мундире, ловит на мушку солдат в пыльных серых мундирах, целящихся в него. Бесконечные часы выматывающего безумия. Быстрее, быстрее. Снова выстрелы, снова мимо. – Держи его! Пять долларов золотом за поимку!
Середина
– Переместись в центр коридора на первом этаже, следи за дверью черного хода. Я бы на его месте вошел именно там. Но контролировать надо обе входные двери. – Понял. Белл повернулся к Женеве и двум пожилым женщинам: – Мы уходим. Прямо сейчас. – Но… – Сейчас, мисс. Если понадобится, я вынесу вас на руках, но так мы будем более уязвимы. Наконец отозвалась Барб Линч: – Пуласки лежит. Она передала кодовое сообщение 10–13, означающее, что офицеру полиции требуется помощь, и вызвала «скорую». – Что с черным ходом? – передал Белл. – Дверь заперта. – Оставайся на месте, прикрывай переулок сзади. Я вывожу Женеву. – Пошли, – сказал он девушке. – Я их не оставлю, – без обычного упрямства ответила Женева, кивнув в сторону женщин. – Сейчас же говорите, что здесь происходит, – сердито глядя на Белла, потребовала тетя Лили. – Это дело полиции. Возможно, кто-то хочет причинить вред Женеве. Вам надо уйти из квартиры. У вас есть соседи, у которых вы могли бы временно посидеть? – Но… – Я вынужден настоять, мэм. Так есть или нет? Отвечайте.
Конец
В воцарившейся тишине Райм лежал, уставившись в потолок. Когда дыхание Амелии совсем стихло, он вдруг нахмурился – в груди, там, где ничего быть не должно, тоненькой струйкой затрепетало какое-то ощущение. Сначала он решил, что это очередной «фантом», затем встревожился: не начинается ли приступ дисрефлексии или чего похуже. Потом понял: нет, это было нечто исходящее не от мышц, органов или нервов, а совершенно иной природы. Ученый до мозга костей, он сопоставил новое ощущение с уже знакомыми и нашел, что испытывал похожее чувство, наблюдая, как Женева отчитывает банковского адвоката, или читая письмо Чарлза Синглтона, как тот отправился искать справедливость в «Поттерс-Филд» в ту роковую июльскую ночь сто сорок лет назад. И вдруг ему стало ясно, что ощущение это – обычная гордость. Как раньше он гордился за Женеву и ее предка, так теперь гордился собственным достижением. Решив прекратить тренировки, а позже, вечером, устроив себе свою собственную проверку, Райм заглянул в лицо страху, преодолел невозможное. Вернулась ли хоть отчасти способность двигаться или нет, значения не имело, просто ему удалось кое-что обрести: цельность – ту самую, о которой говорил .....
|