Начало
– Удав? – не поверил мальчик. Глаза его горели от восторга. – Огромный, – подтвердил дед. – Тигровый. Метров семь, не меньше. Он не стал объяснять внуку разницу между удавом и питоном. Подрастет – узнает, если захочет. – А как его звали? – Катька. Мальчик подпрыгнул от удивления: – Это была удавиха? – Точно так, парень. Тигровая удавиха Катька. Добрейшей души тварь… – А что она ела? – Вальтер давал ей крыс. Еще – голубей, уток. Однажды недосмотрел, и Катька сожрала обезьянку клоуна Гомеля. Вальтер долго извинялся перед Гомелем, даже купил ему новую обезьянку, но ничего не получилось. Гомель послал Вальтера… – В задницу! Ладонь деда шлепнула сквернослова по губам. – Куда подальше. А Катьку он просто возненавидел. – Ну и дурак! Одним прыжком мальчик перемахнул через перила веранды. Внизу, на земле, лежала бухта пеньковой веревки – дед третий день собирался укрепить загон новыми жердями, да все откладывал. Ухватив веревку за .....
Середина
– Парень пишет, что я обезьяна? – спросил Пак. – Пишет. – Лучшая в мире? – Лучшая. – Когда он забудет написать про обезьяну, – хмыкнул Пак, – я не огорчусь. Третий раз подряд… Что еще? – Ничего особенного. Служит… Нервничает, подумал Пак, знавший старика как облупленного. Все еще нервничает. Мимика, голос, жесты… Остаточные явления. Он был прав: Луций беспокоился, но рабыни не имели к его беспокойству никакого отношения. – Ты рассказывай, – подбодрил друга карлик. – Язык проглотил? – Про кнуты пишет. Таскает шамберьер как талисман. Ну, не таскает – хранит у интенданта. Иногда берет, вспоминает меня… – Славный парень, – сказал Пак. – Славный… Луций Тумидус сделал большой глоток. Ему хотелось напиться. Вдрызг, вдрабадан, до поросячьего визга. Никогда раньше внук не писал ему про кнуты. Никогда – в таком сентиментальном, нарочитом, неестественном тоне. Старик боялся признаться самому себе,.....
Конец
– Время платить долги, – ответил Тумидус. – Что? Что за бред?! Легат, рапортуйте по форме… Тумидус не отрывал взгляда от обзорников. Взрыв, подпитав антиса, сослужил Папе добрую службу. Лусэро Шанвури барахтался в Крови, разъедавшей его дольше, чем можно было предположить. Бился, сопротивлялся, рвался к крейсеру, как пловец, задыхающийся в пенной кромке прибоя – к спасительному берегу. Не успеет, понял Тумидус. Захлебнется счастьем на половине пути. – Время платить долги, – повторил легат. Он встал. В наземной операции коллант Тумидуса участия не принимал: десантник с опытом, легат справедливо не доверял боевым качествам коллантариев. Но даже на борту «Бешеного», находясь в малом теле, Тумидус чувствовал свой коллант, как офицеров легиона в корсете . Это чувство отличалось от ощущений армейской координирующей сети, но в главном легат не сомневался. Если рожден приказывать, значит, рожден и подчиняться. Две ноты – приказ и подчинение – звучат в едином аккорде. – За мной, – сказал он. И пошутил, что с легатом Тумидусом случалось нечасто:
|