Алессандро Барикко

Мистер Гвин

Tout commence par une interruption.

1

Гуляя в Риджентс-парке по дорожке, которую он всегда выбирал из прочих, Джаспер Гвин внезапно ощутил со всей ясностью: то, чем он занимается ежедневно, зарабатывая себе на жизнь, больше ему не подходит. Эта мысль и раньше брезжила у него, но никогда не являлась в такой чистой и отточенной форме.

И вот, вернувшись домой, он уселся писать статью, потом отпечатал ее, положил в конверт и самолично, через весь город, отвез в редакцию «Гардиан». Его там знали. Время от времени он сотрудничал с этой газетой. Он спросил, нельзя ли выждать неделю, а потом уж публиковать.

Статья представляла собой пятьдесят два «не», перечень пятидесяти двух вещей, каких Джаспер Гвин клятвенно обещал больше никогда не делать. Первым пунктом значилось — никогда не писать статей для «Гардиан». Тринадцатым — не устраивать встреч с юношеством, притворяясь уверенным в себе. Тридцать первым — не позировать для фотографий, напустив на себя задумчивый вид и оперевшись подбородком на руку. Сорок седьмым — не относиться сердечно к коллегам, которые на деле презирают его. Последним — не писа.....

— Да, знаю: я не должна говорить, я сейчас умолкну.

Голос был тихий, спокойный.

— Это, конечно, глупость — то, что я решила сделать. Даже не понимаю, ради себя я это делаю или ради вас; хочу сказать только, что это мне кажется правильным: ведь здесь правильный свет, правильная музыка — все правильное, кроме одной вещи. Так что я решила это сделать.

Она поднялась со стула, подошла к Джасперу Гвину и встала перед ним на колени.

— Знаю, это глупость: простите меня. Но позвольте это сделать.

Потом склонилась над ним, как над ребенком, и медленно сняла с него пиджак. Джаспер Гвин не сопротивлялся. Он, кажется, приободрился, когда увидел, что Ребекка правильно сложила пиджак и аккуратно пристроила на полу.

Потом она расстегнула на нем рубашку, последними — пуговки на манжетах. Стянула ее, опять-таки тщательно сложила и водрузила сверху на пиджак. Довольная, она какое-то время стояла без движения.

Потом чуть подалась назад, нагнулась и стала расшнуровывать ботинки Джаспера Гвина. Сняла их. Джаспер Гвин тут же поджал ноги, поскольку все человеческие особи мужского пола стесняются своих носков. Но.....

Старичок пристально смотрел на нее. Было видно, что он пытается понять.

— Джаспер Гвин научил меня, что мы не персонажи, а истории, — сказала Ребекка. — Мы останавливаемся на том, что видим себя в персонаже, переживающем какое-то приключение, даже самое немудрящее, но должны понять другое: мы — вся история, не один только персонаж. Мы — леса, по которым он пробирается; злодей, который ему не дает проходу; суматоха, поднявшаяся вокруг; люди, проходящие мимо; цвета предметов, звуки. Понимаете?

— Нет.

— Вот вы делаете лампочки: не случалось ли вам увидеть свет, в котором вы узнали себя? Свет, который был вами?

Старичок вспомнил лампочку, горевшую над дверью в один коттедж, много лет назад.

— Однажды, — сказал он.

— Тогда вы сможете понять. Свет — частичка, ломтик истории. Если есть свет, такой, как вы, найдется и звук, и перекресток дорог, и человек, идущий по дороге; и целая толпа, и одна-единственная женщина, и дальше в том же духе. Не останавливайтесь на свете, думайте об остальном, думайте об истории. Теперь вам понятно, что она существует где-то и если вы найдете ее, это и будет ваш портрет?