Начало
Эрих Мария Ремарк На Западном фронте без перемен I Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов. Мы стоим в девяти километрах от передовой. Вчера нас сменили; сейчас наши желудки набиты фасолью с мясом, и все мы ходим сытые и довольные. Даже на ужин каждому досталось по полному котелку; сверх того мы получаем двойную порцию хлеба и колбасы, — словом, живем неплохо. Такого с нами давненько уже не случалось: наш кухонный бог со своей багровой, как помидор, лысиной сам предлагает нам поесть еще; он машет черпаком, зазывая проходящих, и отваливает им здоровенные порции. Он все никак не опорожнит свой «пищемет», и это приводит его в отчаяние. Тьяден и Мюллер раздобыли откуда-то несколько тазов и наполнили их до краев — про запас. Тьяден сделал это из обжорства, Мюллер — из осторожности. Куда девается все, что съедает Тьяден, — для всех нас загадка. Он все равно остается тощим, как селедка. Середина
Без пропуска через мост никого не пускают, поэтому ночью мы просто переправимся через канал вплавь. Нас охватывает волнение, с которым мы никак не можем совладать. Нам не сидится на одном месте, и мы идем в столовую. Сегодня там есть пиво и что-то вроде пунша. Мы пьем пунш и рассказываем друг другу разные небылицы о своих воображаемых похождениях. Рассказчику охотно верят, и каждый с нетерпением ждет своей очереди, чтобы изобразить что-нибудь еще похлеще. В руках у нас какой-то беспокойный зуд; мы выкуриваем несметное множество сигарет, но потом Кропп говорит: — А почему бы не принести им еще и сигарет? Тогда мы прячем сигареты в фуражки, чтобы приберечь их до ночи. Небо становится зеленым, как незрел..... Конец
Через некоторое время начинаю различать чьи-то голоса. Путаные обрывки фраз застревают у меня в ушах. — Ты напрасно так старался, — говорит мне санитар. Я смотрю на него и ничего не понимаю. Он показывает на Ката: — Ведь он убит. Я никак не пойму, что он говорит. — Он ранен в голень, — говорю я. Санитар подходит поближе: — Это кроме того… Я оборачиваюсь. У меня все еще темно в глазах, на лице снова выступил пот, он течет по векам. Я вытираю его и гляжу на Ката. Он лежит не шевелясь. — Он без сознания, — быстро говорю я. Санитар тихонько присвистывает. — Да уж мне лучше знать! Он умер. На что хочешь спорю. Я трясу головой: — Не может быть! Еще десять минут назад я с ним разговаривал. Он без сознания. Руки у Ката теплые, я беру его за плечи, чтобы растереть его чаем. Тут я чувствую на моих пальцах что-то мокрое. Вытащив руку из-под его затылка, я вижу, что она в крови. Санитар снова свисти.....
|