Начало
Фигль-Мигль Мюсли Вот проходит по улице и дальше через парк высокая женщина в черном глухом платье; на ней черные маленькие очки, короткие волосы гладко зачесаны назад и сияют на солнце. В руке она держит зонт и сложенный вдвое цветной глянцевый журнал. Солнце ровно освещает песчаную дорожку парка, открытое пространство между двумя группами деревьев, короткую жесткую траву желтых и коричневых тонов. Трава выгорела за лето. Недавно прошел дождь; порыв ветра стряхивает с деревьев брызги, потемневший песок дорожки кажется ярко-рыжим. Где-то очень далеко, за деревьями, лает собака. Женщина поворачивает на лай и снова опускает голову. У нее крупные рот и нос, и лицо не накрашено: красивое лицо без улыбки. Она смотрит себе под ноги и на ходу чертит песок острым железным концом зонта. Она проходит мимо длинной и узкой, выкрашенной в зеленый цвет скамейки, на которой пьют пиво двое мальчишек и девчонка. Пустые бутылки стоят у них под ногами рядом со скамейкой; еще влажная скамейка блестит. Грубое зеленое стекло бутылок хорошо смотрится на темном рыжем песке. Они смотрят женщине в спину. Середина
— Это не человек, а поток сознания, — говорит Лиза, пожав плечами. — Текилы хочешь? — Обжопится он с этим сюжетом, — говорит Зарик задумчиво. — Нет, не надо. А тебе рыжие нравятся? Лиза смотрит на него сочувственно. — Всё не можешь забыть? — Давно забыл, — говорит Зарик сердито. Улыбнувшись, Лиза поворачивается к спускающемуся по лестнице Косте. Маленький продавец книг идет нетвердо, сгорбившись; лицо у него больное. Лиза предусмотрительно снимает с полки бутылку. — Что с вами? — Мне немножко не по себе, — признается Костя. — Знобит. Собственно говоря, я хотел попрощаться, — Вы ложитесь в больницу? — Нет, я не болен. — Вот те раз, — говорит Лиза. — Увольняетесь? — Нет. — Костя мнется. — Но меня здесь уже не будет. — Он переходит на шепот. — Я хочу сказать, именно меня, потому что с понедельника я буду брать уроки музыки. Лиза пытается осмыслить. — Немножко текилы? — говорит она наконец. — За счет заведения. Конец
— Клонировать-то они клонировали, но всё перепутали. И вставили мужику клонированные зубы совсем другого человека. — Или вообще не человека. — Да, — говорит писатель бодро. Он задумывается. — Точнее говоря, нет. Белинский смеется. — Кто знает, что будет завтра, — примиряюще говорит лысый. — Может, и нечеловечьи зубы, и все такое. — Завтра у меня суд, — говорит Белинский, которому уже не так весело. — Да! — вспоминает лысый. — Я вызван в качестве эксперта, — добавляет он скромно. — По дуракам? — фыркает писатель. — Нет, по словоупотреблению. — Я человек спокойный, — говорит Белинский злобно, — но даже у меня есть мечта. — Иногда, — замечает лысый удрученно, — мечты сбываются. — Точно, — говорит писатель. — Слушайте. Один мужик умер… — Вот оно как бывает, — бормочет Белинский. — Да, и что? — поощрительно говорит писателю лысый. — Ну что, попал на тот свет. — И как там оказалось?
|