Начало
Андрей Викторович Рубанов Стыдные подвиги Брусли — Чего молчишь? — спросил я. — Думаю, — солидно ответил Степа. — Не могу понять, что за день был сегодня. — Нормальный день, — небрежно сказал Лом. Он приподнялся и устроился полулежа, плечами на подушку; закинул длинные руки за голову. — Кстати, еще не вечер, — сказал Влад. — Пойдем баб мазать? В третий отряд? — Можно, — сказал Лом. — Только попозже. — Неделю собираемся, — с отвращением сказал я. — А еще ни разу не сходили. Моя кровать стояла второй от окна. Первым — на самом престижном месте, рядом с окном — располагался Лом, я занимал следующую позицию. За окном мерцало баклажанное крымское небо. — Дались вам эти бабы, — сварливо пробормотал Степа. — Кого там мазать? — Не, — хищно возразил Лом. — Есть нормальные. Я бы рыжую намазал. И не только намазал. Она интересная. Видно, что готова на многое… — Ты в пролете, Лом, — сказал я. — Рыжая гуляет с Филом из первого отряда. Лом цинично фыркнул и посмотрел на меня своим особым взглядом, презрительно и одновременно покровительственно.
Середина
Я сам ничего не знал про Чечню, пока не приехал и не увидел. Следующую четверть часа Сулейман плавал молча — видимо, обиделся. Потом вошли еще трое, оживленные, тощие; зал загудел от гортанных восклицаний и хохота. Белозубыми тарзанами попрыгали в воду. — Эй, Москва, — сказал один из них, — чего стесняешься? Но Сулейман что-то сказал ему, резко и коротко («заткнись» или «отвали от него»), и купание продолжилось, но без моего участия. У одного на плечах особенно хорошо различались багровые шрамы — натер лямками, таская автомат и вещмешок. Они очень хотели, чтобы столичный гость увидел: им, вздымающим брызги, фыркающим, война никак не мешает наслаждаться жизнью. Они хотели, чтобы гость разделил с ними это наслаждение. Тут была своя правота и своя логика, однако сидевший у стены.....
Конец
ся. Бросил машину — и за мной. Двадцать лет, первоход. Дебил дебилом, но отважный. Я говорю: дурак ты совсем, иди обратно. У меня двенадцать лет сроку, и тубик, и зубов нет, мне что сейчас подыхать, что попозже — без разницы, а ты чего? Приключений захотел? А он: нет, я с тобой. И эту шнягу начинает прогонять: я типа без воли не могу, лучше сдохну, чем строем ходить в бушлате с номером, и прочий порожняк. Плюнул я, и дальше бегу. Сутки бежим, тормознулись передохнуть, я ему опять: слышь, дятел, давай хоть в разные стороны разойдемся. Поймают двоих — довесят по пять лет, за групповой побег. А по одному переловят — есть шанс на три года. Иди, говорю, отсюда. А он: ни хрена, я с тобой. Я тебя всегда уважал, — теперь нас двое. Куда ты, туда и я. А я ему — слушай, здесь тебе что, «Архипелаг ГУЛАГ»? Я всегда сам по себе — и жил один, и дела делал один, а ты кто такой? Я, говорю, вообще тебя могу на консервы пустить, понимаешь? А он — прикиньте — заточку достает и на таком нерве типа гонит мне: да я тебя самого на консервы, да нас тут двое, да никто не узнает, да я бродяга, я кристальный, я всю жизнь по воровской… Хотел я ему прямо там кадык вырвать, но силы пожалел. В побеге меж собой га.....
|