ПРЕДИСЛОВИЕ

Надо полагать, что в Орасе верно изображен весьма распространенный в наши дни тип

молодого человека, ибо из-за этой книги я нажил себе немало непримиримых врагов. Люди,

совершенно мне неизвестные, утверждали, будто узнают себя в моем герое, и не могли

простить мне, что я так безжалостно их разоблачил. Мне не остается ничего другого, как

повторить здесь то, что уже было сказано мною в первом предисловии: я никого не имел в

виду, рисуя портрет моего героя; я брал его черты повсюду и нигде в частности, так же как я

поступал, создавая образ и второго героя, наделенного безграничной самоотверженностью,

которого я противопоставил первому, обладавшему необузданным себялюбием. Оба эти

характера вечны, и, как сказал в шутку один весьма остроумный человек, мир мало-мальски

мыслящих существ делится на два вида: насмешников и простаков. Быть может, именно это

меткое замечание и побудило меня написать «Ораса». А может быть, мне просто захотелось

показать, что себялюбцы порою становятся жертвой собственного эгоизма, а люди

зрения, провозглашаются революционером, — это явление новое и значительное. Давно уже

ваши республиканцы забывают, что их теории должны иметь божественную санкцию. Я

как легитимист… — добавил я улыбаясь.

— Не говорите так, — горячо возразил Поль Арсен, — вы не легитимист в обычном

смысле этого слова; вы понимаете, что законность правления определяется волей народа.

— Правильно, Арсен, я глубоко это чувствую, и хотя мой отец по происхождению был

связан с людьми прошлого, а совесть не позволяла ему порывать эту связь, он на старости

лет сумел подняться до понимания общественных отношений будущего и уважения к ним.

Разве он был одинок среди умов того поколения? Разве Шатобриан сотни раз не говорил

себе, что бог выше королей, — в том же смысле, как Годфруа Кавеньяк провозглашал

сегодня превосходство права общества над правом богачей?

— Тем лучше, — сказал Арсен. — Значит, верно, что мы имеем право на счастье в этой

жизни, что не грех стремиться к нему и что сам бог вменяет нам это в обязанность? Такая

которая связывала его с жизнью, и дополз по окровавленным плитам до исповедальни; на

следующий день его подобрал и спас один добрый священник. Этот достойный христианин

укрыл его у себя и ухаживал за ним в течение долгих месяцев, когда Жан находился между

жизнью и смертью. Но священник, человек робкий и боязливый, сильно преувеличил

опасность преследований, начатых против жертв шестого июня, и не позволил Жану

сообщить о своей судьбе друзьям, уверив его, что нельзя этого сделать, не компрометируя

их и не подвергая себя суровости правосудия.

— Я был тогда так слаб душой и телом, — говорил Ларавиньер, рассказывая нам свою

историю, — что не перечил своему благодетелю; а страх его был так велик, что, не

дождавшись даже, пока я хоть немного оправлюсь, он свез меня к своим родителям, добрым

овернским крестьянам, и они укрыли меня у себя в горном селении. Надо сказать, за мной

ухаживали очень хорошо, но кормили весьма скудно и немало мучили, уговаривая

исповедаться; люди они благочестивые, а так как мне было совсем худо, им каждый день