Начало
Леонид Васильевич Соловьев Возмутитель спокойствия (Повесть о Ходже Насреддине — 1) Памяти моего незабвенного друга Мумина Адилова, погибшего 18 апреля 1930 года в горном кишлаке Нанай от подлой вражеской пули, посвящаю, благоговея перед его чистой памятью, эту книгу. В нем были многие и многие черты Ходжи Насреддина — беззаветная любовь к народу, смелость, честное лукавство и благородная хитрость, — и когда я писал эту книгу, не один раз мне казалось в ночной тишине, что его тень стоит за моим креслом и направляет мое перо. Он похоронен в Канибадаме. Я посетил недавно его могилу; дети играли вокруг холма, поросшего весенней травой и цветами, а он спал вечным сном и не ответил на призывы моего сердца… И сказал ему я: «Для радости тех, что живут со мною на земле, я напишу книгу, — пусть на ее листы не дуют холодные ветры времени, пусть светлая весна моих стихов никогда не сменяется унылой осенью забвенья!..» И — посмотри! — еще розы в саду не осыпались, и я еще хожу без клюки, а книга «Гюлистан», что значит «Цветник роз», уже написана мною, и ты читаешь ее…
Середина
Эмир бросил ему горсть мелких монет. И царь поэтов, ползая по ковру, собирал их, не забыв приложиться губами к эмирской туфле. Милостиво засмеявшись, эмир сказал: — Нам тоже пришли сейчас в голову стихи: Когда мы вышли вечером в сад, То луна, устыдившись ничтожества своего, спряталась в тучи, И птицы все замолкли, и ветер затих, А мы стояли — великий, славный, непобедимый, подобный солнцу и могучий… Поэты все попадали на колени, крича: «О великий! Он затмил самого Рудеги{7}» — а некоторые лежали ничком на ковре, как бы в беспамятстве. В зал вошли танцовщицы, за ними — шуты, фокусники, факиры, и всех эмир вознаградил щедро. — Я жалею только, — сказал он, — что не могу повелевать солнцу, иначе я приказал бы ему закатиться сегодня быстрее. Придворные отвечали подобострастным см.....
Конец
— О великий повелитель!.. — Что там еще? — недовольно спросил султан. — Неужели ты даже в такой день не можешь удержать при себе свои палочные и тюремные новости? Ну, говори скорей! — О сиятельный и великий султан, язык мой отказывается… Султан встревожился, сдвинул брови. Начальник стражи полушепотом закончил: — Он — в Стамбуле! — Кто? — глухо спросил султан, хотя сразу понял, о ком идет речь. — Ходжа Насреддин! Начальник стражи тихо произнес это имя, но придворные имеют чуткий слух; по всему саду зашелестело: — Ходжа Насреддин! Он — в Стамбуле!.. Ходжа Насреддин в Стамбуле! — Откуда ты знаешь? — спросил султан; голос его был хриплым. — Кто сказал тебе? Возможно ли это, если мы имеем письмо эмира бухарского, в котором он своим царственным словом заверяет нас, что Ходжа Насреддин больше не пребывает в живых. Начальник стражи подал знак дворцовому надзирателю, и тот подвел к султану какого-то человека с плоским носом на рябом лице, с желтыми беспокойными глазами.
|