Сержант был не прав. Переверзев сейчас, пожалуй, действительно нуждался в собеседнике. Да только не в таком, как Леха Монахов. Уж кому-кому, а этому рыжему балбесу Николай Степанович душу распахивать не собирался. Недолюбливал товарищ прапорщик Леху Монахова. За многое. За что, что шел тот по жизни как-то… вприпрыжку. Как первоклассник из школы. Закончил Леха одиннадцать классов, сунулся в политехнический институт. Поступил, но через месяц бросил. Потому что, как сам охотно рассказывал, «надоело». Подал документы в школу милиции. И ведь опять поступил! Даже отучился целых два года. А потом бросил, поскольку и на этот раз – надоело. Отслужил срочную, дембельнулся, с год провалял дурака, пьянствуя и случайно подрабатывая, где попало. А потом вдруг взял, да и снова пошел учиться. И не куда-нибудь, а в духовную семинарию, словно желая соответствовать своей фамилии. Полгода обретался там, за все это время не выпив ни стакана пива, не выкурив ни сигареты – чем как-то и похвастался своему духовнику… И случилась с Монаховым история, без пересказа которой теперь не обходилась ни одна пьянка в отделении. Духовник поволок будущего сотрудника полиции к с.....

– Ты занят, Никита… – полувопросительно проговорил Николай Степанович, скользнув глазами по сидевшим перед столом старлея посетителям. – Так я подожду…

В первую очередь Переверзев узнал Олега. Он приоткрыл рот и дернул плечом. Но когда взгляд бывшего прапорщика остановился на Насте, Николай Степанович вздрогнул – так сильно, что можно было подумать, будто его толкнули сзади.

И Настя узнала Николая Степановича.

– А вот он! – звонко удивилась она. – Тот самый полицейский! Только не в форме! Вот он, Олег!

Трегрей, поднявшись со стула, поклонился:

– Будь достоин.

– Всегда дос… – хрипнул Николай Степанович и замотал головой. – Тьфу, то есть… А что здесь у тебя, Никита? Ты?..

Он сглотнул, не договорив. Он понял – что здесь. А Ломов вдруг почувствовал облегчение.

– Входи, Степаныч, – сказал старлей. – Будешь свидетелем по еще одному делу проходить.

– Ты… серьезно? – не трогаясь с места, спросил Переверзев.

– А похоже, что я шучу? – без улыбки .....

Серолицый же, выйдя по двор, отошел подальше от угрюмо скребущих метлами усыпанный желтыми листьями асфальт рядовых Катчинского и Валуева. И, еще раз убедившись, что никого рядом нет, достал из кармана мобильный телефон.

– Да, – набрав номер и дождавшись ответа на вызов, проговорил серолицый. – Я уже на месте. Да, это он… Теперь его зовут Василий Иванов. Уверен… Согласитесь, далеко не у каждого восемнадцатилетнего пацана имеются следы от пулевых ранений – и точно в тех местах, где мы и предполагали эти следы обнаружить. Да, шрам от сквозного ранения на левой ладони и пулевой шрам на правом боку… Описание внешности тоже совпадает – во всех мелочах… Кроме того, я уже имел возможность убедиться в том, что и психологический портрет, данный объекту, по отношению к призывнику Иванову верен. Да… Да… Когда мне сообщили, я сразу же принял меры, чтобы его задержали на сборном пункте. Да… Слушаюсь. Служу России!

Закончив разговор, серолицый убрал телефон и, подняв глаза к нежаркому осеннему солнцу, улыбнулся. Наконец, задание успешно выполнено. А ведь тогда, два месяца назад, когда весь Саратов гудел от неожиданных громких новостей, задание это казалось дов.....