Комната была так велика, что ее углы скрывались в тени; освещение исходило из единственного шара, установленного посредине длинного стола. С трудом можно было разглядеть закутанную в плащ женщину, сидящую на троне под балдахином во главе стола. В комнате тепло, но женщина плотнее запахнулась в меховой плащ, словно ей холодно.

Однако мужчины, сидящие в гораздо менее внушительных креслах, хорошо видны. Мужчин четверо, в возрасте от юношеского до средних лет. Все молчат, словно каждый не хочет – или боится – поделиться мыслями с остальными.

Справа от женщины расположился одетый в черно–белое одеяние Оситес, Верховный Шаман, представитель Незримой (хотя и ощущаемой) Силы. За ним – личный советник Урсвик, он чуть помоложе шамана. Эти двое представляют зрелость и консервативную осторожность, уравновешивая молодость и нетерпеливость тех, кто сидит напротив них.

Одежда принца Бертала поблескивает, когда он нетерпеливо ерзает; на его груди сверкают драгоценностями геральдические символы. Его сосед одет менее роскошно, и на его одежде только герб двора. Но на лице у него высокомерное выражение, свидетельствующее, что это не простой слуга, а один из тех,.....

– Мне не нужна твоя защита, моя дорогая, – сказала императрица. – И я не выжила из ума. Прежде всего Улад. Мы не допустим, чтобы из–за спора за наследие страна снова погрузилась в войну, чтобы сын воевал с отцом, брат с братом. Если Каскар докажет, что он не игрушка Очалла…

Теперь ее прервал Рамсей.

– Ваше царственное великолепие, – он воспользовался ее титулом, – я не игрушка – ни мужчины, ни женщины. И мои решения приняты мной без принуждения. Но так как я участвую в вашей игре невольно и пока не очень многое знаю, я воздерживаюсь от принятия решения.

Он поклонился ей и Текле, не обращая внимания на шамана и Бертала, который преградил было ему выход, но, посмотрев в глаза Рамсею, передумал. И вот, оставив их размышлять над его декларацией независимости, Рамсей вышел из помещения.

Он не знал, где во дворце могут находиться покои Каскара. Но от унизительных поисков его спасли ждавшие снаружи Джасмун и двое видинских стражников. Рамсей подумал, что они решили охранять своего признанного предводителя. Под их охраной он прошел в богато меблированную комнату, похожую на ту, в которой произнес, запинаясь, первые слова в этой жизни.

Уже зная об этом, Кори–Желтая Ракушка нагнулся к сумке, укрывая ее своим телом. И успел вовремя: если до этого вороны не нападали на него, то теперь они отказались от этой тактики и ринулись к нему, ударяя крепкими клювами по голове, глазам; удары были болезненные, хотя густой мех служил некоторой защитой. Отбиваясь хвостом, Желтая Ракушка оставался на том же месте, прикрывая своим телом сумку.

Вместе с нападением птиц началась и другая атака, только нацеленная не на тело, а на сознание. С ним сражалась могучая воля, пытаясь заставить его отдать то, что он украл. Сначала это было обещание того, чего он хочет больше всего, — собственного тела и возвращения в родной мир. Однако Кори–Желтая Ракушка не сдавался. И тогда ему стали угрожать: он никогда больше не будет Кори, никогда не вернется в тот мир, а вороны бросались вниз и клевали его, пока не потекла кровь из бесчисленных мелких ранок на голове и плечах.

И вот уже первый красный луч коснулся неба, и оно прояснялось все больше и больше, а койот рыс.....