Татьяна Корсакова

Паутина чужих желаний

Воровать нехорошо.

Нет, это не мамины слова. Моя мама сказала бы: «Бери, Евка, все, что плохо лежит, потому что за просто так тебе никто ничего не даст». Это я сама для себя решила, что воровать нехорошо. Но уж больно безделица занятная: не пойми из какого металла цепочка, а на ней – красный камешек, тоже мне неизвестный. Безделица, наверное, – простая бижутерия, копейки стоит. Если б вещь была дорогой, разве ж стала бы эта курица щипаная ее в кармане пальто таскать! Она б ее на шею надела или на худой конец, в сумочку положила бы, а не в карман. Значит, не очень и нужна безделица-то...

Она упала прямиком в лужу, а курица и не заметила, пытаясь в зарядившей с самого утра мелкой измороси рассмотреть приближающийся автобус. Чтобы достать безделицу, мне пришлось совершить подвиг: стащить с руки перчатку, а руку сунуть в ледяную и наверняка кишащую микробами воду. Безделица обнаружилась сразу, словно меня и ждала, обернулась вокруг замерзших пальцев, приласкала неожиданным теплом. Странная вещица, у меня с детства нюх на такие, и не бижутерия (нечего совесть успокаивать) – старинная работа, изящная. Пожалуй, надо пропаж.....

– Боюсь, – призналась я.

– Боишься, но хочешь? – уточнил он.

– Да.

– Тогда никаких проблем! Я могу побыть с тобой.

– Трогательная забота, но, по-моему, это слишком.

– В ванной есть шторка, а когда будешь раздеваться-одеваться, я отвернусь, честное пионерское.

Вовка сдержал свое слово, отвернулся и даже не подсматривал. И призрак меня больше, слава богу, не беспокоил, так что банные процедуры прошли без происшествий. Спать я повалилась чисто вымытая и полная неоформившихся надежд.

Утро наступило почти мгновенно, я, кажется, даже заснуть не успела, а кто-то уже настойчиво тормошил меня за плечо.

– Эй, засоня, вставай! – Голос мужской, знакомый. В комнате пахнет сигаретным дымом и свежесваренным кофе.

Я открыла глаза, ошалело уставилась сначала на бодрого, как огурчик, Вовку, а потом на поднос с дымящейся чашкой и незажженной сигаретой.

– Вот, решил порадовать прекрасную даму. – Вовка улыбался, но взгляд его оставался внимательным.

Уже во время прощания, такого пронзительно-болезненного, что сразу стало ясно – больше наши с ней дорожки никогда не пересекутся, Ева протянула мне два пригласительных билета на Севину выставку. Открытие я пропустила, потому что боролась с последствиями комы, заново училась ходить и еще тысячу мелочей осваивала. Ева сказала, что Сева нынче восходящая звезда, все его старые работы распроданы, а на новые выстроилась очередь из желающих. Так что зря Рая переживала, Сева не пропадет...

– ...А вообще, Ева, что тут говорить, повезло тебе с мужиком! – Из задумчивости меня вывел скрипучий голос Анны Николаевны. – Любой другой разве стал бы так стараться? Ладно тебе сегодняшней цветочки дарить – это одно дело. Тут же видно, что ты на поправку идешь, и все у тебя будет хорошо. А раньше-то?

– А что раньше? – насторожилась я.

– А то, что мало какой мужик станет бабу совершенно бесперспективную каждый день в больнице навещать. Ему ж Валентин Иосифович честно сказал: «Не ждите, молодой человек, чуда. Девушка ваша к вам не вернется, потому как витальные функции нарушены бесповоротно». Это ведь сейчас ясно, что .....