Андрей Рубанов

Жизнь удалась

Часть первая

1. Уехал

— …Все запомнила? — спросил Матвей. — Да.

— Тогда повтори. В последний раз.

— Хорошо, — сказала Марина и вздохнула. — У меня есть два телефона. Оба постоянно при мне. Первый телефон не звонит никогда, но, если вдруг — такое бывает редко — он зазвонит, я говорю, что ты отошел на пару минут, интересуюсь, кто спрашивает, записываю всю конкретику и отключаюсь. Второй звонит часто, но я беру трубку, только если абонент — Разблюев. В других случаях — записываю номера входящих…

— Если позвонит Знайка?

— Если позвонит Знайка, все выслушать и грамотно съехать с базара.

— Ага. А ты сможешь грамотно съехать с базара?

— Естественно.

Матвей ударил себя пальцами по ноздрям, засопел, сморгнул, как будто нюхал кокаин; на самом деле реальность заводила его сильнее любого искусственного возбудителя, а тем более кокаина, престижного стимулятора для дураков, ничего не смыслящих в подлинном престиже.

— Ничего не забыли?

— Нет. Может, все-таки скажешь, куда едешь?

— Прости. Не могу. Я сам мало что понимаю.

Он помолчал.

— Все. Я уехал.

Охранный остолоп не торопился. Капитан с утра ничего не ел — негде было и денег не было тоже, поиздержался во вчерашней поездке — и поэтому чувствовал раздражение. Решил было рассвирепеть и треснуть бездельника по лбу удостоверением, чтоб туже знал службу. Но полосатая балка, наконец, поехала вверх, открывая проезд в мир шика, глянца, фарта и комфорта.

Дабы компенсировать уязвленную классовую зависть, сыщик нагло припарковался едва не поперек проезда, в узком месте меж кормой «Порше» и носом «Шевроле».

Шел не налегке: нес пакет с подарками.

Не успел подойти к двери, как сверху сыпануло мелким и колким. Шелухой от семечек. Кто-то, пятью или семью этажами выше, бодро выбросил хорошую жменю очисток прямо в окно. Частично развеянный ветром мусор приземлился точно на капитанову голову. Пришлось выругаться в голос и стряхнуть с головы дрянь. Вот так оно и бывает: у тебя шикарный дом, шикарная машина, доходы и депоз.....

Убью любого, пообещал себе капитан. Убью любого, кто мешает жить моим братьям. Любого и всякого. Кто бы ни был — бандит, барыга, людоед, политикан, хитрожопый начальничек, шлюха в соболях, — любого и всякого.

Тут запахло луком, сапогами и соляром — это приблизились, справа и слева, братовья, подхватывая шатающееся милицейское тело под руки и увлекая прочь.

— Давай, малой, домой поедем. Все нормально.

— Нормально?..

— Нормальнее некуда.

— Налейте.

— Нальем. Как домой доберемся — так сразу и нальем. Поехали.

— Искореню.

— Конечно, искоренишь! Об чем разговор! Щас до дома доедем, нальем, и спать ляжешь. А как проспишься — искореняй себе, сколько душе угодно…

Дальнейшее он не помнил. Уцелели только ощущения: тяжело шевелящаяся темнота в голове и проглатываемые порции горького. Пропали в бездонных бесконечностях, провалились и исчезли воспоминания о тех, кто погиб и выжил, о мертвых и уцелевших, и больная душа милицейского капитана, одной стороной касаясь мира живых, а другой стороной — мира .....