Деннис Лихэйн Остров проклятых

Крис Глисон и Майку Эйгену.

Которые слушали. И слышали.

И порой взваливали на себя

…Нам мало видеть сны,

мы еще должны с ними жить?

Пролог

Я не видел острова несколько лет. Последний раз — с яхты моего приятеля, вышедшей из бухты в залив, — остров был виден вдали, за внутренней грядой, в саване из летней дымки, такой случайный мазок краски на фоне неба.

Больше двух десятилетий на него не ступала моя нога, но Эмили говорит (иногда шутя, иногда нет), что ей сдается, будто я оттуда и не уезжал. Как-то она сказала, что для меня время — это серия закладок, с помощью которых я гуляю вперед-назад по тексту моей жизни, снова и снова возвращаясь к событиям, которые, с точки зрения моих проницательных коллег, показывают меня классическим меланхоликом.

Возможно, Эмили права. Она так часто бывает права.

Скоро я и ее потеряю. Вопрос нескольких месяцев, как сказал нам в четверг доктор Аксельрод. Совершите это путешествие, посоветовал он. То, о котором вы постоянно говорите. Флоренция, Рим, Венеция весной.....

А Коули сказал:

— Вы не можете любить женщину, которая убила своих детей.

— Могу. — Тедди пошел еще быстрее. — Вы ничего не понимаете.

— Да? — Коули, даже не переставляя ноги, держался рядом с Тедди. Он как бы скользил по земле. — И чего же я не понимаю?

— В этом кошмарном мире один я не выживу. Нет, нет. Только с ней. С моей Долорес.

— Ее зовут Рейчел.

— Я знаю. Но мы договорились. Она будет моей Долорес, а я ее Джимом. Это хороший уговор.

— Ой-ой, — сказал Коули.

Трое детей, мокрые насквозь, с дикими криками бежали по коридору им навстречу.

— Какая еще мать способна на такое? — риторически спросил Коули.

Меж тем дети промчались мимо них, и тут то ли в воздухе что-то изменилось, то ли еще что, но дальше, как эти трое ни тщились, они бежали на месте.

— Убить собственных детей! — воскликнул Коули.

— Она не хотела, — возразил ему Тедди. — Ей просто стало страшно.

— Как мне? — сыронизировал Коули, только это был уже не Коули, а Питер Брин, пациент, который всего боялся. — Ей стало страшно, и поэтому она убила своих детей, то есть к ней не .....

25

Комнату освещало солнце, когда он проснулся.

Он сел на постели и первым делом обратил взор к решетке, но ее не было. Обыкновенное окно, разве что низковатое, и тут же сообразил, что это он находится высоко, на верхней койке в комнате, которую еще недавно делил с Треем и Бибби.

Комната была пуста. Он спрыгнул на пол и открыл дверцу стенного шкафа; внутри висели его шмотки, выстиранные и выглаженные. Он оделся, подошел к окну и поставил ногу на подоконник, чтобы завязать шнурки. Выглянув в окно, он увидел во дворе пациентов, санитаров и охранников, примерно всех поровну; одни прогуливались перед зданием больницы, другие завершали уборку территории, третьи обрабатывали розовые кусты, а точнее, то, что от них осталось.

Завязывая шнурки на втором ботинке, он присмотрелся к рукам. Никакого тремора. Зрение ясное, как в далеком детстве. И голова в порядке.

Он спустился по лестнице и вышел на территорию. В крытом переходе он разминулся с сестрой Марино, которая ему улыбнулась.

— Доброе утро, — сказала она.

— Какое утро! — откликнулся он.